Поцелуи у всех на устах. На современной театральной сцене поцелуй изолирован от романтического или эротического содержания – он отвоевывает свое место на сцене как действие, которое еще радикальнее, чем речь или пение, приковывает внимание к телу.

Поцелуй, наряду с приемом пищи и артикуляцией, относится к телесным актам, связанным со ртом; в процессе выполнения таких актов рот изменяет форму. Однако при артикуляции и поглощении пищи суверенность субъекта остается неприкосновенной, по крайней мере в прямом смысле – а при поцелуе один человек вверяет себя другому. Целоваться – значит не только ради удовольствия проникать в физические границы другого человека – но и самому становиться объектом, даром.

Самоотдача в процессе поцелуя

Эта самоотдача проходит различные стадии: ее исходная точка – губы, эластичные и способные сокращаться. Их всасывающее действие обеспечивает фиксацию партнера. Дальше в игру вступают язык и зубы – и начинают говорить на универсальном языке, который не нуждается в словах. Участие языка и зубов подкрепляет подозрение о том, что в основе желания целоваться лежит плотоядное стремление, и подспудная цель поцелуя – аннигиляция. Ведь поцелуй подразумевает не только обмен запахом и вкусом – это еще и обмен слюной, жевание, кусание. Тело партнера во время поцелуя ощущается как объект, границы которого можно проломить, размягчить – и высосать содержимое. В последнюю очередь поцелуй похищает дыхание. Оккупация дыхательных путей чужими губами и языком требует приостановки дыхания или синхронизации с партнером. При этом одному организму приходится довольствоваться тем количеством кислорода, которое ему оставляет другой.

Конец поцелуя как глобализированного феномена?

Поцелуй является не универсальной антропологической практикой, а символическим актом. Безусловно, многочисленные письменные, изобразительные и скульптурные свидетельства говорят о значительной распространенности этого жеста – однако свое победное шествие он начал только благодаря кинематографу. Благодаря Голливуду поцелуй стал вездесущим, стал синонимом «счастливого конца». Французский философ Кристиан Лакруа с осуждением констатирует, что кино «погребло под собой» искусство поцелуя. Однако это заблуждение. В наше время поцелуй свободно и в отрыве от всяческих клише задействуется в перформансах и танцевальных постановках. Раскрывается амбивалентность поцелуя – его способность выступать в качества дара и в качестве оружия, быть соблазном и разочарованием.

Тебя целуют. Какой афронт!

В 2001 году в одном из музеев Белграда акционистка Незакет Экиджи надела вечернее платье, завязала гелаза и уселась в шезлонг. Название перформанса – Catch a turkish kiss – заключало в себе руководство к действию и рефлексию на тему того, в какой мере сила и принуждение необходимы для выполнения этого действия. Будучи не в состоянии увидеть атаку, стараясь сохранить самообладание, Экиджи наглядно продемонстрировала, что самоотдача в процессе поцелуя подчинена определенному этикету и ее невозможно получить грубой силой – в лучшем случае разве что хитростью.

В 2011 году российские активистки превратили интимный дар в оружие. В московском метро они набрасывались на женщин-милиционеров с внезапными поцелуями, от которых жертва едва могла отбиться. В результате такого нападения на «воплощение государственной власти» за служебными обязанностями в какой-то момент начинал проглядывать индивидуум, а его преданность государству и авторитету государства оказывалась скомпрометирована. Этот перформанс также был адресован исключительно наблюдателям: «поцелуйная атака» вызвала резонанс только благодаря возникшей на Youtube «волне» и компрометации зацелованных.

Поцелуи с далеко идущими последствиями, пустые поцелуи

Принимая во внимание все новые обстоятельства, остается констатировать, что поцелуй перестал быть украшением действия, как в оперетте – он сам стал центральным действием. В постановке Romantic afternoon Верены Биллингер и Себастиана Шульца хореография состоит исключительно из поцелуев, в которые в равной степени вовлечены все присутствующие на сцене. Однако поцелуй грозит превратиться в пустую позу, если единственной целью поцелуя будет его демонстрация. Поцелуй перестанет быть актом раскрытия границ, а станет пустой формулой желания, которая может применяться по отношению к любому объекту, у которого есть рот.
В этом холостом ходу скрыта суть поцелуя. Согласно идеям психоанализа, желание субъекта полностью нацелено на него самого, однако обречено реализовывать себя через других субъектов. Истинное вовлечение самого субъекта возможно только через смерть. Такую расстановку сил исследует дуэт Градингер – Шубот, чьи экзерсисы по саморастворению также оканчиваются поцелуем. Будучи оторван от контекста романтики или эротики поцелуй становится средством выражения разочарования, прощания с иллюзиями. Утомленные попытками синхронизации, танцоры кружатся друг вокруг друга, прижавшись ртом ко рту – два отдельных организма, сопряженные вращением.

В еще одной постановке из этого цикла, которая называется Les petits morts – I hope you die soon, результатом попытки самопреодоления становится третье тело, которое своей массивностью и инертностью подрывает автономность обоих изначальных организмов – ход настолько реалистичный, насколько и остроумный, вновь поднимающий вопрос о желании и самоотдаче. То же можно сказать и о спектакле This is concrete Йефты ван Динтер и Тиаго Гранато.