«Путешествие легендарного пейзажа» показали в Кремле
На сцене Кремлевского дворца состоялось открытие XVII Чеховского фестиваля: китайская Группа восточных исполнительских искусств представила спектакль «Поэтический танец: путешествие легендарного пейзажа», созерцательная красота которого убаюкала Татьяну Кузнецову.

Все 33 года своего существования Чеховский фестиваль был неравнодушен к искусству Юго-Восточной Азии. Поэтому неудивительно, что в год китайско-российского культурного обмена «мировая серия» из 13 спектаклей открылась грандиозной постановкой, посвященной одному из главных сокровищ китайской живописи — 11-метровому свитку «Горы и воды на тысячу ли», созданному художником Ван Симэном в эпоху династии Сун более 900 лет назад.

Над трехчасовым спектаклем, призванным представлять китайскую культуру за рубежом, целый год работала огромная команда продюсеров и творцов. Композитор Лю Лян написал мелодичную легкоусвояемую музыку, оживленную китайской пентатоникой и традиционными инструментами. Художники Гао Гуанцзянь (декорации), Жень Дуншэн (свет) и Ян Дуньлинь (костюмы) выстроили на вертящейся кремлевской сцене универсальный мир, позволяющий действию плавно перетекать из интерьеров на пленэр, из настоящего в прошлое, из поэтичной «реальности» в воображаемый мир. Хореографы Чжоу Лия и Хань Чжэнь украсили пантомимное повествование танцевальными жанровыми сценками, всплесками виртуозной акробатики и женскими массовыми танцами, напоминающими китайский вариант «Березки» точностью перестроений, ровностью кордебалета и красотой танцовщиц. А либреттист Сюй Цзюньжуй придумал фигуру Рассказчика — современного искусствоведа, воображающего себе эпоху Сун, молодого художника и весь процесс создания полотна: от поиска минералов, необходимых для изготовления волшебных сине-зеленых красок, до творческих мук Ван Симэна.

Чеховский фестиваль предварил спектакль лекцией китаистки Екатерины Новиковой об особенностях искусства династии Сун, но и без знания этих тонкостей спектакль был предельно ясен. Благоговение в нем сочеталось с бесхитростностью, метафоры (вроде часто являвшейся красавицы в умопомрачительном платье, олицетворяющей великолепие китайской природы) считывались легко, иллюстративное действие текло без недомолвок, титры над сценой проясняли детали. Рассказчик в очках и нейтральном сером костюме присутствовал на всех этапах большого пути, разделяя вдохновение Ван Симэна и тревожась за успех предприятия.

Самыми эффектными в спектакле оказались массовые сцены, начинавшиеся и завершавшиеся «живыми картинами». Особо поэтично выглядел процесс изготовления шелка для свитка: изящные девушки в стилизованных белых одеждах проплывали перед зрителями на движущемся круге сцены, замерев в живописных позах над орудиями производства, среди которых выделялись ткацкие станки и плетеные круглые корзины; эти соломенные диски послужили выразительным аксессуаром для нежного девичьего танца. Краски для картины Ван Симэна изготавливали мужчины: один бил молотом по наковальне, отделяя шлаки, другой толок очищенный минерал в большой ступе, еще несколько занимались неопознанными процессами, но все стремительно и бесшумно взлетали почти вертикальными «бедуинскими колесами» и стригли воздух высокими лихими «ножницами».

Художника Ван Симэна авторы танцевального эпоса постарались изобразить с максимальной непринужденностью. Известно, что умер он молодым, так что его роль исполняет невысокий, худенький, подвижный Чжан Хань, невесомый в прыжках и стремительный в многосложных port de bras — легкие разлетающиеся одежды превращают их в настоящие фейерверки. Комическая сценка в императорской Художественной академии рисует автора шедевра студентом гениальным, но нерадивым. Он опаздывает, порхает от школяра к школяру, подглядывая задание, рисует с легкомысленной небрежностью. Минуты создания шедевра, во время которых Ван сидит за столиком, водя пером по свитку, выглядят куда заунывнее его школьных шалостей.

В финале постановщики прокрутили дайджест эпического спектакля: на вращающемся круге перед зрителем проплывали основные персонажи, занятые своей работой. Затем явился и сам свиток: его погонные метры прокручивали на заднике за спинами кланяющихся артистов. И это сильное впечатление: людишки там практически не видны, даже селения малозаметны. Изысканные линии гор, аристократическая голубизна водных гладей, тоненькие черточки деревьев — западный хореограф поставил бы на эту тему что-нибудь бессюжетно-метафизическое минут на 60. И эта абстракция наверняка потонула бы в длинной череде подобных. Другое дело — обстоятельное китайское «Путешествие легендарного пейзажа». Забыть его никак не получится: такое иллюстративное простосердечие европейское танцевальное искусство утратило по меньшей мере полтора века назад.