"Щелкунчик" — великий балетный текст русской культуры. Мы читали его сотни раз — саму сказку "Щелкунчик", о балете "Щелкунчик", о том, как трудно купить билеты на балет "Щелкунчик". Тема "Щелкунчика" начинает звучать накануне новогодне-рождественских праздников везде. Вы знаете ее наизусть. В рекламе, в кино, в рингтонах телефонов, в фоновой озвучке пространств торговых центров — великая музыка Петра Ильича Чайковского обещает Новый год, новое счастье, исполнение мечтаний.

Но даже не это главное. Она возвращает каждого в пространство детской сказки, возвращает в состояние ребенка, верящего в чудо. Стоит заслышать эти звуки — и вот оно начинает свершаться. Мы делаем покупки, начинаем думать о встрече Нового года и длинной неделе до Рождества, подарках, огоньках, салютах. Как с елкой — вносишь ее, живую, в дом — и на запах хвои включается условный рефлекс праздника.

Условный рефлекс на "Щелкунчика" создан множеством факторов — волшебной сказкой, которую знает каждый в России, музыкой, которую слышал каждый человек в России, и балетом, о котором знает каждый в России, от взрослого до ребенка. В мире балет тоже известен. Это мировой хит, знаменитый шедевр, в который вдохнула новое дыхание постановка Юрия Григоровича, русского балетного гения. Второго января ему исполнилось 95 лет — и Большой театр начинает фестиваль балетов в честь юбилея маэстро.

Фестиваль стартовал, конечно, именно с этого спектакля. Как справедливо и точно, что чествование Григоровича совпало со временем новогодне-рождественских чудес, когда главным спектаклем мировой сцены становится именно "Щелкунчик".

Впрочем, с мировой сценой уже все плохо — великий балет начали изгонять из театров Европы. Он не соответствует повестке "необольшевиков", которые запрещают все, что не укладывается в их новые скопческие нормы. Борцы с искусством бескомпромиссны, как хунвейбины. Один из резонов запрета выглядит анекдотически: кукла-китаянка в танце семенит мелкими шажками, как семенили женщины в Китае, а это нетолерантно показывает китайцев. Разницу между куклой и живой женщиной, между культурой и историей, между образом и прообразом, между условностью и реальностью, между искусством и жизнью комиссары толерантности не понимают. Или не хотят понимать. Кувалдой отмены можно крошить что угодно.

Вопрос: настанет ли тот день, когда "Щелкунчика" совсем запретят в Европе? Иногда кажется, что да, и он недалек.

Русские же "Щелкунчика" боготворят. Вопрос: настанет ли тот день, когда его можно будет посмотреть только в России? Как и многие другие произведения европейской культуры? Уверена, что да, и этот день недалек.

Впрочем, Европа идет и по пути пересмотра "Щелкунчика". Только что по телевидению показали версию, в которой крестный Мари и чародей Дроссельмейер, подаривший детям Щелкунчика, — торговец органами для трансплантации на черном рынке (оцените уровень фантазии и разрушительной энергии). Кому нужен такой "Щелкунчик"?

Русский балет, написанный по мотивам сказки Гофмана в переработке Александра Дюма, стал одним из символов нашей культуры и эмблемой отечественного балета, наряду с "Лебединым озером". Вершина европейской культуры, созданная русскими гениями. Премьера балета состоялась 6 декабря 1892 года в Мариинском театре в постановке Мариуса Петипа. Легендарным же он стал в версии Юрия Григоровича, который использовал сценарий Петипа, но переосмыслил балет, создав танцевальную метафору чуда. Постановка 1966 года — тот шедевр, который является одной из составляющих мировой культуры.

"Щелкунчик" — одновременно самый европейский и самый русский балет. Он построен на европейской сказке, в нем действуют европейские герои, он наполнен европейскими предметами, аллюзиями, смыслами. Но сделан он людьми русской культуры на русской сцене для русской публики. Русские истово празднуют Новый год и Рождество — аж две недели, по всем календарям вплоть до китайского. И на "Щелкунчика" стоят очереди такие, как раньше стояли разве что за хлебом.

Очередь за "Щелкунчиком" в Москве — единственная очередь в городе, в котором все есть. И всего в избытке. Раньше такая же стояла за айфонами, но та вся вышла. А на "Щелкунчика" только больше становится.

Очередь, о которой писали и которую показывали в новостях, напомнила мне о всегдашней мечте — еще раз увидеть "Щелкунчика". Я видела его дважды — в раннем детстве с родителями, в Большом. И второй раз — по рабочей оказии, когда журналистов, описывающих гламур и успешный успех, позвали на одно из новогодних представлений, лет десять назад. Трудно сказать почему, но тот "Щелкунчик" разочаровал, показался совершенно нафталинным, скучным, картонным. А детского я почти не помнила. Помнила только ощущение чуда, восторга. Сидели мы в какой-то прекрасной ложе, прямо по центру (места, которые сейчас и за огромные деньги не достать), было довольно далеко от сцены (для детского глаза), но в памяти навсегда отпечатались звезды и цвет зимнего неба на заднике сцены. И белые фигурки в легких летящих платьях. Снежинки.

Помня о том детском визите, решила раздобыть билет на "Щелкунчика", отважиться и победить. Битва за билет достойна отдельной статьи, полной слез и гнева. Два часа у компьютера в попытках одолеть преграду неработающего сайта — с проклятиями в адрес всех причастных к такой организации продажи билетов: сайт зависает, выкидывает, ставит капчу по кругу на пять минут, ругается и говорит "вы не похожи на человека". Когда надежды уже почти не было, система сдалась и выдала один билет. Один. О семейном походе речи не было.

Скептики комментировали: а зачем такие мучения? Ну что за блажь, в самом деле, вы что, "Щелкунчика", что ли, не видели? Зачем эти очереди, зачем эта битва у экрана компьютера, зачем эти нервы? И спектакль, скорее всего — праздничный нафталин. В предновогоднюю неделю по соцсети понеслись посты от первых неблагодарных зрителей. Дескать, танцуют плохо, в театре пахнет пылью и духами, зря только 15 тысяч потратили (хотя ты еще найди тот билет, в партер, по госцене). И как же жаль этих бедных пятых-десятых мышат, вынужденных всю жизнь бесславно танцевать в кордебалете, то ли дело корпоративные принцы, которые могут до 55 лет крутить фуэте возле принтера, распечатывая презентации перед совещанием.

Скепсис прагматиков, кусачие цены на билеты и битва за место в зале Большого кого угодно способны опрокинуть в сомнения: а стоит ли? Может быть, достаточно было ограничиться добрыми впечатлениями детства?

И все же. К спектаклю готовилась, как к первому причастию. И волновалась. Мышиные короли желали помешать. Но не смогли.

Наконец настал тот день. Проход с QR-кодами и паспортами осуществлялся деловито и буднично, никто не встречал зрителей фанфарами и цветами, хотя победившие в битве за билет — настоящие герои.

Гардероб, буфет, туалет. И поначалу полупустой зал. Где все, где победители в жизненном соревновании? (Забегая вперед: приходить надо очень заранее и сразу идти в буфет, причем с наличными, потому что карты по неизвестным причинам в Большом не принимают, — если что, вы еще успеете выскочить в банкомат за деньгами.) Зал наполняется только перед самым началом, очень респектабельной публикой: вечерние платья с утра, костюмы, бабочки, бриллианты, настоящие — все всерьез. Знакомые раскланиваются со знакомыми. Форменная выставка достижений — без шуток, настоящих достижений — пластической хирургии и фитнес-индустрии. Люди в зале выглядят очень хорошо. Корпоративные принцы и принцессы, а где-то даже и короли. И занимают места согласно купленным. (В голове вертятся цены с сайтов-перекупщиков, где билеты по 70, 100, 150 тысяч, — неужели в партере те, кто может позволить себе поход в театр по таким ценам?) Мысль о том, что "Щелкунчик" в новогодние дни — типичное демонстративное потребление, как сумка "Шанель" или феррари, настойчиво лезет в голову, и я запускаю ее в Сеть, чтобы не мучила во время спектакля. Скепсис разрушителен для чуда.

Но дальше… Дальше звучит предупреждение ни в коем случае не снимать спектакль (хотя снимают все равно), гаснет свет — и начинается. Сложно сказать, что тут сработало — эффект сложности добычи билетов, попадание на великолепный состав, возвращение Юрия Григоровича в театр, который теперь зорко следит за своими спектаклями, но на сцене и в зале происходило волшебство. Сказка переставала быть сказкой и становилась реальностью. Проживаемой всерьез, со слезами, тревогой, восторгом. Момент, когда спектакль наблюдает в зале зритель, — высшая точка совершенства, когда чудо и случается: красота обретет своего ценителя, искусство дает в этот миг ощущение бессмертия и тому, кто на сцене, и тому, кто в зале. Почему "Щелкунчик" тогда, десять лет назад, показался замшелым и пыльным? Возможно, к тому моменту я успела поиздержаться как личность, и зрителя (то есть меня) в зале не было. Хотя были и серьги, и платье красивое. Балет — в глазах смотрящего.

Наблюдать, как на сцене утверждаются те самые вечные ценности — доброты, красоты, самопожертвования, любви, справедливости, веры, созданные музыкой Чайковского и хореографией Григоровича, и становиться причастным к великой культуре. Это для взрослых. Детям сложнее — им надо еще подготовиться к встрече с шедевром, выйдя из тик-тока. Чтобы юный зритель оценил балет, он должен многое прочесть, почувствовать, узнать. Или совсем отпустить себя, как та маленькая девочка, что по окончании спектакля прыгала в проходах, пытаясь лететь, как балерина в танце. Сработало. Она запомнит "Щелкунчика".

Спектакль идеально детский — в "Щелкунчике" показана история роста души, которая мечтает о великом и заглядывает за занавес взрослости в новогоднюю ночь. Детский мир, состоящий из елки и игрушек, разворачивается до большого, в котором уже могут происходить настоящие истории. В прекрасной книжке о "Щелкунчике", которую можно купить за наличные в Большом, приведены слова Григоровича о замысле спектакля: "Представьте — двое детей, в огромной пустой комнате. И елка. Наверху звезда: красивая, манящая. Дети захотели добраться до этой звезды. Когда они достигли ее, то увидели над собой небо". Какая точная сценография формирования личности, не так ли? За это мы любим "Щелкунчика" — за прямой путь к небу. Которое в звездах, в художественном решении Симона Вирсаладзе. То самое небо, которое я помню с детства, не помня самого спектакля.

И вот, сидя в зале, глядя на чудо, которому скоро заканчиваться, понимаешь, что, как обычно в России, правы не скептики, а романтики — те родители, которые выстаивают многосуточные очереди за билетами. Это не блажь, не фетишизм, а преданность русской культуре и желание приобщить детей к ней, настоящее подвижничество, достойное одобрения и поощрения.

Вот бы придумать такую систему, чтобы все дети в России могли раз в жизни побывать на "Щелкунчике". Том самом, в Большом. Пусть даже одни, без родителей. Так, как водили детей на елку в Кремлевский Дворец съездов, а потом разбирали у выхода, после окончания представления — с подарками в руках и ошалевшими от впечатлений. Хотя, конечно, с родителями — идеально.

Очень обидно, что кто-то ходит постоянно и установил даже целую семейную традицию — под Новый год на "Щелкунчика" (кстати, как им удается покупать гарантированно билеты, неужели по 100 тысяч за штуку?), а кто-то ни разу в жизни не видел этого чуда. И так и вырастет без него. И детей своих потом не поведет. Не будет видеть смысла в стоянии в очереди за русским балетным чудом. А надо, чтобы эстафета передавалась от родителей к детям. И стремление к звездному небу на театральном занавесе. Чтобы потом стремиться к нему в жизни.

"Щелкунчик" — кульминация праздников, как Новый год и Рождество — кульминация зимы, а без зимы Россию не понять. И себя нам не понять без "Щелкунчика". Ведь это идеально русская история — сломанная кукла оказывается самым отважным воином, в ее нескладности и некрасивости таится благородство и достоинство героя, добро всегда побеждает зло, и прекрасные души соединяются в любви. Все, кто заслуживает награды и справедливости, танцуют на балу. Прибавьте сюда великолепие русского балета и музыки — и важнее спектакля для воспитания юной души вы не найдете.

"Щелкунчика" следует прописать каждому детству и выдавать как культурный капитал наряду с материнским. Не билеты продавать, а выписывать рецепты — на "Щелкунчика".