Заслуженный артист России, премьер Мариинского театра Игорь Колб уже давно пробует себя в самых разных направлениях хореографического искусства: как солист балета, постановщик, автор и участник многочисленных балетных проектов, преподаватель.

Мы встретились с артистом в Академии балета Бориса Эйфмана накануне премьеры нового проекта продюсерского центра Open Art – гала-концерта «Dance.Dance.Dance. Нижинский», посвященного 130-летию со дня рождения легендарного танцовщика.

— Игорь, какое место в вашей карьере занимает преподавательская деятельность, ведь у вас сегодня очень много партий в репертуаре Мариинского театра и работы в собственных проектах?

— Предложения преподавать поступали несколько лет тому назад сразу из трех мест. Сначала из Санкт-Петербургской Консерватории, куда я после её окончания, честно говоря, совсем не собирался возвращаться.

Когда я учился в Консерватории по классу «балетмейстер-репетитор», то одновременно работал в Мариинском театре. Совмещать с обучением практически невозможно! Это было тяжело, я брал академический отпуск. И хотя пришел в Консерваторию по приглашению Никиты Александровича Долгушина и учился у Габриэллы Даниеллы Комлевой, Нинель Петровой (блистательных педагогов!), но не предполагал, что когда-то воспользуюсь полученной специальностью.

В результате меня пригласили преподавать именно в Консерваторию! Затем я получил аналогичное предложение от Бориса Эйфмана, и вот уже второй год одновременно преподаю в двух местах.

— Вы закончили хореографическое училище в Минске, в Консерватории с вами работали последователи Вагановской школы, от которой хореографический опыт Бориса Эйфмана отличается достаточно серьезно. А какую хореографическую школу вы передаете своим ученикам?

— Белорусское государственное хореографическое училище я заканчивал в классе у Александра Ивановича Коляденко, который является учеником Александра Пушкина в Петербурге. Именно эту школу я и передаю своим ученикам. На втором курсе в 1995 году, меня привезли на конкурс Vaganova Prix, где мне присудили третью премию. После чего поступило предложение остаться учиться в Петербурге. Но я вернулся в Минск к своему педагогу А.И. Коляденко, чему бесконечно рад.

— В чем вы видите специфику обучения в Академии Бориса Эйфмана?

— Думаю, что на сегодняшний день Академия — это уникальное место. Детей здесь принимают с первого класса, но сначала они занимаются акробатикой, гимнастикой, бальными танцами, всесторонне развиваются. И только с четвертого класса — классическим танцам. В процессе обучения приходят такие предметы, как модерн и разные направления современного танца.

Хореографическое образование в Академии Бориса Эйфмана шире, чем где бы то ни было: это уникальное заведение.

— С этой точки зрения, вы, как премьер Мариинского театра, не считаете, что сегодняшний репертуар Мариинки несколько «музейный» при современном развитии хореографического искусства?

— Театр по-прежнему был и остается Домом Петипа. То наследие, которое оставил Петипа, является бесценным. К счастью или сожалению, не существует фонда его имени, однако во всех театрах мира в репертуаре присутствуют наименования таких спектаклей, как «Лебединое озеро», «Спящая красавица», в основе которых хореография именно Петипа, благодаря тому, что Мариинский театр хранит традиции. И не надо ставить «музейность» в укор, надо считать это заслугой.

Также ошибочно считать, что балет в Мариинском не развивается: каждый год проходит workshop для молодых балетмейстеров, и у них есть возможность показать свои работы не где-нибудь, а на легендарной сцене. Это, несомненно, движение вперед. Ведь репертуарную политику сегодня решает не балетмейстер, а менеджер, который приглашает постановщика в театр. Это раньше в Большом балетном театре был Григорович, в Кировском — Виноградов, в МАЛЕГОТе — Боярчиков. И я также воспитывался на спектаклях Большого театра оперы и балета Республики Беларусь, которые ставил Валентин Николаевич Елизарьев. Мы не пропускали ни одной постановки, росли и взрослели на этих спектаклях, обретая нестандартное мышление.

— В ваших балетных проектах вы выступаете в роли хореографа?

— Я попробовал себя в этой роли, но понял, что это не мое: в этом случае отказаться от всего остального, заниматься только этим. Есть артисты, которые ставят для самих себя — это для меня нереальная сложность, потому что мне нужно видеть со стороны реализацию своей мысли. Я в хорошем смысле авантюрист, готов к рискованным шагам, даже иногда не предполагая, получится это или нет. Как, например, проект Dance. Dance. Dance, где я — автор идеи и художественный руководитель.

С продюсером Сергеем Величкиным нашим желанием было объединить в одном вечере трех премьеров Мариинского театра (Игорь Колб, Данила Корсунцев и Евгений Иванченко — Прим. Авт.) и дать им возможность выбора балетмейстеров-постановщиков, музыки, идей, которые впоследствии воплотились в три одноактных спектакля на сцене Александринского театра.

В этом году проект нашел продолжение в новом событии, посвященном юбилею Вацлава Нижинского, в котором я минимально принимаю участие как артист, а в большей степени как художественный руководитель.

— Почему ваш гала-концерт посвящен именно Нижинскому?

— Конечно, это связано с юбилейной датой легендарного танцовщика. Думаю, что он был самой мифической личностью в истории мирового балета: у нас есть огромное количество отзывов о его танце, восторженных воспоминаний и впечатлений, но у нас нет ни одной записи танца Нижинского, хотя это было возможно сделать в то время.

Вспомним хотя бы Анну Павлову, которая хранила кинопленки с записями своих выступлений, а потом в конце жизни сама дала распоряжение их сжечь… Однако гениальный Дягилев запретил делать съемки выступлений Вацлава Нижинского, что, собственно, и создало миф.

Мы читаем о том, что этот танцовщик перелетал всю сцену в прыжке и совершал нечто невероятное на сцене. Но каким был действительно Нижинский? Мы об этом никогда так и не сможем узнать.

В этом году мне наконец-то довелось попасть на могилу Нижинского в Париже и увидеть памятник артисту, где он воплощен в скульптуре Петрушки. Это событие очень растрогало меня. Феномен Нижинского подобен загадке Моны Лизы, которую можно разгадывать всю жизнь.

— Что вы как танцовщик исполняете в проекте «Нижинский»? И кто еще участвует в гала-концерте?

— Я исполню фрагмент из балета «Шехеразада», в «Петрушке» солирует ведущий танцовщик Большого театра Артем Овчаренко, «Послеполуденный отдых Фавна» станет премьерой для Руслана Скворцова, артиста-премьера Большого театра, а ведущая солистка Большого Кристина Кретова впервые исполнит роль Нимфы в той же постановке.

Джулиан Маккей, солист Михайловского театра, впервые выйдет на сцену в роли Юноши в «Шопениане», Екатерина Осмолкина танцует в «Прелюде», и тоже в первый раз. Хореография и костюмы аутентичны постановкам, в которых участвовал сам Нижинский.

— А когда произошла ваша первая встреча с Вацлавом Нижинским?

— О Нижинском я впервые услышал от Никиты Александровича Долгушина, который переносил для меня миниатюру «Видение розы» в Минске и не просто объяснял, мне 17-летнему юноше, как он видит эту хореографию, а размышлял, как это предположительно исполнял Нижинский.

Никита Александрович был удивительным педагогом, наставником, хореографом: он придавал значение каждой детали образа — в танце, в костюме. Уже в театре из репертуара Нижинского ко мне пришли партии из «Шопенианы», «Шехеразады», «Послеполуденного отдыха Фавна».

— Вы немало работали за границей. Где интереснее танцовщику — у нас или там?

— Я думаю, что всё зависит не от места, а от человека: надо использовать все возможности, которые дает тебе жизнь, а не искать причины, чтобы отказаться. Например, интересно не столько найти именитого хореографа, с которым я мог бы работать, сколько предоставить возможность талантливому, молодому, но пока неизвестному хореографу.