На сцене Teatre de la Ville завершил гастроли Танцтеатр Вупперталя, приехавший в Париж с единственным спектаклем — "Палермо Палермо". Постановка Пины Бауш, возобновленная к 25-летию со дня ее создания, две недели шла с неизменным аншлагом.

"Палермо Палермо" — второй спектакль из длинной серии "дневника путешествий" Пины Бауш. Ее впечатлений от поездки на Сицилию накопилось на два с половиной часа динамичного дробного действа, в котором совсем нет необязательных танцев и растянутых до банальности мизансцен. Все начинается потрясающим в буквальном смысле эпизодом: стена, наглухо закрывающая портал, рушится со страшным грохотом, вздымая тучи пыли и заваливая обломками всю сцену. На этих руинах и играется спектакль, основные сцены которого вынесены на не затронутую катастрофой, но загаженную всяким бытовым мусором (раздавленными помидорами, пластиковыми бутылками, смятыми бумажками) авансцену — вплотную к зрителям. Крах стены, эффектный и сам по себе (гениальные декорации Петера Пабста, постоянного сценографа Пины Бауш, всегда обеспечивали изрядную часть успеха ее спектаклям), прозвучал особенно громко на премьере, случившейся через 38 дней после разрушения другой стены — Берлинской. Пину Бауш сочли едва ли не пророком, зафиксировавшим смену политического мироустройства.

Однако "Палермо Палермо" трудно назвать политическим. Пина Бауш не вздрогнула бы, упади кирпич Берлинской стены прямо перед ее носом, настолько была погружена во внутреннюю жизнь — свою, своих артистов и человека вообще. Борьба идеологий и границы государств ее не интересовали; она разрушала другие стены — табуированного сознания, тотального отчуждения, эстетической ограниченности.

В "Палермо Палермо" сконцентрированы приемы, уже утвердившиеся в более ранних спектаклях Бауш: коллажный монтаж сцен, дробление спектакля на изолированные самодостаточные эпизоды, равноправие пантомимы, текста, простейших бытовых действий, пения, живой музыки и танца. Добавилось нежное упоение колоритом Сицилии: ее людьми, музыкой, природой, ее кухней и традициями. Пожалуй, в "Палермо Палермо" общечеловеческое срастается с национальным остроумнее и естественнее, чем в других географических спектаклях Бауш.

Белокурая немолодая дама на шпильках и в коктейльном платье выкрикивает "Обними меня!" сначала умоляюще, потом — почти визжа. Два кавалера со всех ног и рук бросаются исполнять приказание, наперебой обхватывая разные части ее тела, однако формальная телесная близость совсем не то, чего жаждет бьющаяся в истерике героиня, оплакивающая прожитую жизнь; этот эпизод, рефреном пронзающий все действие, мог бы занять место в любом спектакле Пины Бауш. А вот эпизод с сицилийской натуры: еле волочащую ноги женщину в трауре бережно ведут под руки почтительные мужчины в черном, похожие на персонажей "Крестного отца". Внезапно немощная вдовица распрямляется и отвешивает увесистую пощечину внешне мирному прохожему, после чего скорбная процессия удаляется восвояси. Реальное ли это наблюдение или пародия на культурные штампы — неважно; главное — в разнице ментальности, в пропасти между эгоцентричным европейским севером и клановым югом, пропасти, исключающей глобализацию культурных кодов.

Реалистический гротеск ключевых сцен спектакля щедро прослоен эпизодами абсурдистскими (вроде превращения тела в канделябр с зажженными свечами), метафорическими (попыткой заколоться с помощью спагетти), чисто юмористическими типа втискивания пухлой мулатки в слишком узкое платье и откровенной клоунадой в виде бритья микрофоном. Каскад аттракционов не дает перевести дух, разум не успевает разгадывать сценические ребусы, первичные зрительские реакции — смех, оторопь, сопереживание — благодарно окутывают спектакль, в котором почти половина участников давние и добрые знакомцы: старейшие актеры Танцтеатра Вупперталя, памятные по его главным спектаклям. Все они во главе с первым танцовщиком, 64-летним Домиником Мерси, проработали с Пиной Бауш всю жизнь и вместе с ней четверть века назад создавали "Палермо Палермо". И от этого кажется, что время не властно над спектаклем, что его создательница где-то там, за кулисами, и просто не вышла на поклоны, решив не вклиниваться в сплошную шеренгу своих артистов, связанных тесными объятиями и почти религиозной верой в бессмертие наследия Пины Бауш.