Мартовский номер журнала "Сноб" будет посвящен балету. Одним из наших партнеров стал проект "Танцы о любви" — спектакль из лучших балетных номеров с участием звезд Большого и Мариинского театров, Театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. 

Вадим Гаевский:

Балет во всем мире стал более режиссерским, но уже много лет нет таких балетов, которые завоевали бы мир. Нет такого лидера-балетмейстера, какой нужен. Такая вещь, как величие русского балета, быстро не исчезает, но сейчас от него мало что остается. Мы существуем только артистами — есть хорошие исполнители, хотя тоже не класса Барышникова и Плисецкой, — а должны быть еще и балетмейстеры, композиторы.

На Западе все великие направления возникают благодаря университетам, во главе которых стоят очень образованные люди, университетские умы. Все известные лидеры — тот же балетмейстер Уильям Форсайт — связаны с гуманитарной культурой. У нас этого и близко нет. Я преподаю на филологическом в РГГУ и могу сказать, что мы выпускаем не очень хороших филологов, а что касается балетмейстеров — как-то даже в голову не придет, чтобы в нашем университете выпустили кого-нибудь такой величины.

Надеюсь, бренд русского балета не потеряет своего престижа. Мы не конкурируем со свободными жанрами — там мы не конкурентоспособны, но в классическом балете мы ничем не хуже других. Пока еще Цискаридзе не разрушил школу балета им. Вагановой, и московская школа еще как-то нормально функционирует. К счастью, школы пока не деградируют. На сегодняшний день есть хорошая школа в Питере, и в провинции происходят очень интересные вещи — в Перми, например. Просто надо уехать из Москвы и Петербурга, погулять по стране.

Вадим Дымов:

Я считаю, что балет — это лучшее, что есть в жизни, и с детства мечтаю его посмотреть. Я родился в городе, где были одни военные, там балет был только на плацу. В Суворовском училище офицер, который гонял нас, говорил: "Что ты, б***, как балерина ходишь?"

Но до сих пор мне так ни разу и не удалось посмотреть балет. У меня из-за этого даже комплекс. Собственно говоря, я ведь и в Москву перебрался из-за этого. Я во Владивостоке жил-жил, а потом думаю: нет, иначе эту мечту не смогу реализовать, надо ехать в Москву и, в конце концов, просто сходить на балет. Приехал, но тут поспорил с человеком, что построю завод. Он не поверил, что я смогу это сделать, и пришлось строить завод, вместо того чтобы ходить на балет. Зато я часто бываю на концертах классической музыки, очень люблю ее.

Увы, с балетом у меня сложились именно такие особенные отношения. Но я уверен, что когда-нибудь обязательно на нем окажусь. Впрочем, надеюсь сходить с редакцией на одно из ближайших событий.

Сергей Николаевич:

Балет сейчас претерпевает очень серьезные метаморфозы: с одной стороны, это абсолютно классическое искусство, классическая форма красоты, найденная в XIX — начале XX века. С другой стороны, весь XX век и нынешнее время проходят под знаком слома этих канонов. Все, что делается сейчас на сцене самыми разными хореографами, направлено на то, чтобы этот канон изменить и вообще отменить. В этом конфликте классической формы и бурного современного содержания, как мне кажется, таится что-то новое, какой-то новый язык, новые выразительные средства. Все интересные спектакли находятся на перекрестке пластики и слова, движения, какого-то современного перформанса.

На самом деле, мы достаточно поздно вступили на этот путь — канон торжествовал на сцене, — но усилиями многих разных танцовщиков мы стали приближаться к современному танцу. В этом направлении у нас есть свои достижения, успехи: можно вспомнить и "Провинциальные танцы" из Екатеринбурга, и Александра Пепеляева, можно назвать целый ряд молодых мастеров, балетных трупп. И то, что мы сейчас видим, зачастую было сделано десятилетия назад, а сейчас каким-то образом возникают новые модификации, новые версии этого языка. Это очень интересно, это расширяет наши представления о мире, о возможностях человека, о коммуникациях.

По прошествии времени понимаешь, что такие явления, как Плисецкая, как Нуриев, как Барышников, — это такое чудо света. Некие высшие выражения, воплощения человеческого духа, его возможностей. Не потому, что они обладали какой-то феноменальной техникой, хотя по своему времени эта техника считалась феноменальной. Они выражали время, надежды, стремления, красоту. Им был дан гений танца. Но гении не рождаются каждую пятилетку. Чудо свершилось, мы были его свидетелями, мы привыкли к тому, что оно есть. Но вот оно исчезло. И мы, те, кто видел его на сцене, понимаем, что это такой подарок судьбы.

Что касается техники и мастерства, мне кажется, что та техника и те балетные технологии, которые были выработаны годами и существовали в Петербургской школе, Московской школе, были предназначены для тех великих балетов, которые шли в репертуаре. Соответственно, танцовщика готовили танцевать в этих балетах. Сейчас они сохраняются в репертуаре, но это уже не всем интересно. Более того, уходят поколения педагогов, которые знали эту технику. Сейчас приходит что-то другое, и, может быть, на этой территории другого искусства, уже не похожего на балет Петипа, не похожего на те балеты, на которых блистала Майя Плисецкая, возникнет что-то новое, возникнут новые имена, которые будут нас вдохновлять, завораживать и восхищать.

Василий Бархатов:

Люблю современный балет, contemporary dance, и очень рад, что мне удается смотреть множество спектаклей современных хореографов, работающих в России и других странах. Боюсь, что я не оригинален в выборе любимой постановки. Так уж сложилось, что впервые я увидел балетную постановку во время своей первой поездки за границу — это был Inside Out Саши Вальц. Сейчас мне страшно нравится Диана Вишнева, можно сказать, я являюсь настоящим фанатом балета Subject To Change, где она танцует с Меркурьевым. И есть отдельные моменты, которые остаются в памяти надолго, как знаменитый момент поцелуя в балете "Парк". Он простой по своей идее, но очень сильный в контексте спектакля.

Мигель:

Балет в моей жизни играет большую роль, потому что еще в детстве я нашел там свое вдохновение: я увидел по телевизору балет "Жизель", и это было невероятно. Великие Майя Плисецкая и Екатерина Максимова были моими вдохновителями еще тогда, в детстве, и это одна из причин, почему я начал танцевать.

Долгое время в России я не был в восторге от классического танца, но недавно моя подруга Кристина Кретова пригласила меня на свой спектакль. Я был очень доволен, будто случилось новое возрождение, и теперь понимаю: есть русский балет, есть какой-то источник вдохновения, исходящий оттуда. Но, честно говоря, мне редко удается ходить на балет, в основном смотрю записи. Есть несколько зарубежных мастеров, которыми я постоянно вдохновляюсь: Иржи Килиан, Матс Эк, Пина Бауш — их спектакли для меня всегда на первом месте, если появляется что-то новое, я сразу же бегу смотреть. Самое большое впечатление на меня произвела "Кармен" Матса Эка.