Один из самых ожидаемых фильмов 2018 года, "Экстаз" режиссера Гаспара Ноэ, выходит в российский прокат 11 октября. Он был впервые показан в программе "Двухнедельник режиссеров" в рамках Каннского фестиваля, где, кстати, победил.

Это злое и дикое кино о танцевальной труппе, которая собирается для репетиций в отдаленном доме. Все они выпивают из общего котла алкогольный коктейль, сангрию, но потом оказывается, что туда добавлена чрезмерная доза наркотика-психоделика. Все без исключения герои, включая маленького ребенка, который тоже оттуда хлебнул, теряют всякое ощущение реальности, и это все заканчивается даже не плохо, а очень плохо.

Мы позвонили режиссеру Гаспару Ноэ, известному своими провокационными картинами (все знают, например, его "Необратимость", где героиню Моники Беллуччи насилуют в подземном переходе), чтобы узнать, почему он считает смерть уникальным переживанием, и о том, как он снял поразительную танцевальную сцену.

— В России ваш фильм будет называться "Экстаз", хотя оригинальное название Climax — это больше о кульминации психоделического переживания, насколько я понимаю. Рассматривались ли какие-то другие варианты заглавия? Мы слышали, что был вариант Psyché — "душа" по-французски.

— Psyché — это не название фильма, я просто нарочно использовал этот вариант во время работы над картиной, чтобы не открывать его настоящий заголовок. Мне нравится слово Psyché, это имя одного из персонажей фильма. Но во всем мире он называется Climax.

— Многие из тех, кто уже видел фильм, определяли его как хоррор, но, кажется, это скорее псевдодокументалистика. Вы к какому жанровому определению склоняетесь?

— Я бы сказал, что это фильм-катастрофа. Когда я был подростком, я обожал фильмы типа "Землетрясения" (1974 года — прим. ТАСС) и "Приключения "Посейдона", в которых все хорошо, а потом бах — и все плохо, и герои умирают один за другим.

— Какими средствами вы пользовались, чтобы создать атмосферу фильма?

— Во-первых, подвижная камера. Да, у камеры была кое-какая поддержка, но, например, крупные планы персонажей снимал лично я с рук.

Во-вторых, коллективная танцевальная импровизация.

— Да-да, фильм начинается с, возможно, лучшей сцены группового танца в новейшей истории кино. Как долго вообще ставятся такого рода танцы?

— Я познакомился с Софией Бутеллой (играла в фильмах "Kingsman", "Взрывная блондинка" — прим. ТАСС), которая исполнила главную роль, в декабре прошлого года, мы с ней выпили кофе, но тогда идеи этого фильма не было даже в зачатке. Я даже не мыслил ее в роли актрисы, я ее знал только как танцовщицу, смотрел с ней видео.

Идея пришла ко мне в самом конце декабря, и уже в январе мы начали работать. Фильм мы сняли за 15 дней, много импровизировали. Эту картину я даже больше, чем все предыдущие, могу назвать продуктом коллективного творчества.

Но, конечно, за любой импровизацией стоит большой предварительный труд. Каждый съемочный день начинался с четырехчасовой репетиции и хореографического прогона с постановщицей танцев Ниной Макнили из Лос-Анджелеса, которую нам настоятельно посоветовала пригласить София. Это было ее условием.

— Кажется, что отчасти это кино напоминает "Сияние" Кубрика: герои сходят с ума в запертом помещении где-то посреди снежной пустыни. Было ли это намеренной аллюзией?

— Нет, не думаю, но были фильмы, на которые я больше равнялся по мере работы над этой картиной. Например, "Рассвет мертвецов" Джорджа Ромеро, где зомби кусают людей, обращая их всех в зомби. Там все тоже происходит в закрытом пространстве.

Вообще, когда ты снимаешь кино или рисуешь, или пишешь книги, ты существуешь в особом состоянии. И в этом состоянии ты невольно пытаешься подделывать те книги, фильмы или музыку, которую ты любишь. В моих картинах и сценариях находится место для всех этих книг и видеокассет, которые я читал или смотрел, когда мне было, не знаю, лет 25. Например, те же Пьер Паоло Пазолини, Дэвид Линч и так далее, они выражали в своем кино человеческую страсть, жестокую ли, нежную ли.

Со снегом все вышло случайно. Изначально мы хотели, чтобы снаружи школы, где происходит действие фильма, шел непрерывный дождь с грозой. Но в первые дни съемок в Париже шел снег. И я попросил девушку, которая играет беременную, пойти выйти в снегопад, и она так и сделала. Мы тут же позвонили в компанию по аренде дронов и взяли мини-вертолет, чтобы снять несколько планов перед школой. И мне это показалось настолько красивым, что я без раздумий променял дождь на снег. Так что сходство с "Сиянием" вышло непреднамеренно.

— Фильм начинается с представления персонажей перед камерой в ретро-документальной стилистике. Зачем это сделано?

— Я представил всех персонажей в начале фильма, чтобы потом на это не отвлекаться. У нас на съемках был специальная комната, где стояла камера, туда можно было зайти в перерыве между съемками, я записывал их по 10–20 минут. В фильме 23 персонажа. Единственный, кого нет в интервью, — ребенок.

— В финале некоторые зрители могут не понять, кто же подмешал в сангрию наркотик. Можно ли трактовать фильм так, что это сделал не кто иной, как злой рок или сама смерть во плоти? Кто злодей?

— Надо смотреть фильм. Но я дам подсказку. В самом начале есть одна героиня, который говорит в интервью одно, а в конце делает нечто противоположное. Если найти эту связь, многое прояснится. Ее комментарий как бы объясняет последний кадр фильма.

— Какую роль играют патетические титры, которые показываются во время фильма, типа "Смерть — это уникальное переживание"?

— Они не патетические, они очень оптимистичные, на мой взгляд. Там четыре фразы.

Первая — "Быть — это мимолетная иллюзия". И я правда в этом убежден, как и в том, что "родиться — это уникальная возможность".

Третий титр — "Жить — коллективная невозможность" — пожалуй, это единственный тезис, который пришлось приукрасить. Ты не можешь слиться с другим — даже при всем желании, даже в самой искренней любви ты всегда остаешься один. Каждый проживает свой уникальный опыт. Тем не менее в коллективе мы можем делать массу вещей — этот фильм тому доказательство. В контексте, который складывается к концу картины, эта фраза уместна.

Четвертый титр — "Смерть — это уникальное переживание". Вот с этим я полностью согласен. Не надо демонизировать смерть.

Вообще, в фильме очень много черного юмора, и я беспокоился, что первые зрители, еще до Каннского фестиваля, скажут: "Ой, ты просто сделал очередной циничный смешной фильм, почти что коммерческое кино". Я вот до сих пор не уверен, может, я и правда снял черную комедию для подростков.

— А насколько важен гигантский французский флаг, который висит в сцене танца, и указание на то, что фильм с гордостью снят во Франции? Это патриотизм или сарказм?

Честно говоря, это не имеет большого значения. Если бы фильм снимался в Германии, я бы с таким же успехом взял немецкий флаг. Это тоже, верите или нет, вышло случайно. За день до начала съемок мы выбирали задний занавес, было несколько вариантов: красный, синий, серый. И тут мне попался на глаза французский флаг и я подумал: "То, что нужно!"

Вообще, эта школа, где все происходит, — это не образ страны или континента, и все это не какая-то политическая сатира. Это, скорее, сказка, моя сказка о жизни.

Можно представить, что помещение, в котором находятся персонажи — это, скажем так, матка. Мы все здорово заблуждаемся, думая, что жизнь начинается с появления на свет, на самом деле она начинается еще там, во чреве матери, в замкнутом пространстве. И вот это школьное помещение в фильме — оно как бы намекает на материнское чрево, которое герои не торопятся покинуть

— Ваш предыдущий фильм, "Любовь", которой не дали формальное разрешение выйти в прокат (из-за многочисленных порнографических сцен), "из-под полы" шла в одном из московских кинотеатров пару месяцев. Как вы думаете, почему вас и ваши фильмы так любят в России?

— Очевидно, что запретный плод сладок. Если мне сказать, что тот или иной писатель, скажем, запрещен, то именно его я и захочу прочитать в первую очередь.

Кроме того, в фокусе моего интереса и моей камеры — молодежь, люди 18–25 лет. Мне самому уже далеко не 18, но мне нравится погружаться в это турбулентное состояние первой любви и первых вечеринок. "Экстаз" был принят гораздо лучше, даже теми, кто мои фильмы обычно ругает, возможно, это связано с танцем. Я провел показ среди людей, от которых я не ждал положительных оценок, и с удивлением обнаружил, что публику старше 30–40 лет фильм зацепил больше. Подросткам ситуация, когда на вечеринке кто-то что-то употребил и начал сходить с ума, кажется нормальной или даже смешной.

— Можете как-то прокомментировать сделанное в Канне заявление журналу Variety о том, что не любите и "Черную пантеру", и "Звездные войны"? Оно там наделало много шума.

— Я действительно с каждым новым фильмом нахожу супергеройские саги все более и более унылыми. Я люблю некоторые американские фильмы, но они, знаете, как французские комедии — скучно уже на 15-й минуте.

— Есть ли у вас любимые российские фильмы и какие?

— В этом году я впервые посмотрел "Восхождение" Ларисы Шепитько, остался под большим впечатлением. Никто о нем не знает.

Еще хочу сказать о режиссере "Левиафана" Звягинцеве. Мне очень понравился "Левиафан". И еще "Лето" Серебренникова.