О «лебединой верности» слагают легенды, однако мало кто слышал о верности орлиной — слишком гордые птицы только Избранным приоткрывают тайну истинной любви. И. С. Тургенев заметил, что «тайны человеческой жизни велики, а любовь — самая недоступная из этих тайн». О тайне любви — вдохновляющей, окрыляющей — на сцене Большого театра Беларуси поведали создатели нового балета «Орр и Ора».

В основе сюжетной фабулы нового спектакля — рассказ Вячеслава Заренкова, который в соавторстве с хореографом Александрой Тихомировой изложил историю любви, где переплетаются судьбы двух красивых пар — людей и орлов. При этом романтическое направление сюжетной линии балета не только не исключает реализм, а представляет одну из многообразных форм выражения реалистического метода.

Влюблённым (светлому началу, оберегаемому птицами) противостоит безликая и злобная серая масса. Именно этим определяется острая конфликтность, высокий накал страстей и резкая контрастность, даже «полярность» в характеристике положительных (Большой истинной любви) и отрицательных героев (Большой человеческой зависти).

Сюжетная основа предопределила и жанр балетного спектакля — оптимистической трагедии.

Создатели пытаются донести своё мировосприятие двух равнозначных понятий — Времени и Вечности, где каждый шаг характеризует определённый этап природного круговорота жизни. Первый шаг (Весна) — зарождение жизни и любви. Шаг второй (Лето) — растворение влюблённых в любви и счастье. Шаг третий (Осень) — бессилие влюблённых против беспросветной злобы толпы и, как итог, разлад и разлука. Шаг четвёртый (Зима) — одиночество и лёд в душах Женщины и Мужчины. Шаг пятый (Весна) — всё возвращается на круги своя: прерывное Время входит в поток Вечности, соединяя после смерти души влюблённых.

Помимо основной канвы, в сюжет органично «вплетаются» образы птиц — Орр и Оры — своего рода обереги влюблённых, связующее звено между небом и землёй. И в то же время образы орлов можно трактовать и как светлый дух — дух любви главных героев, воссоединяющий любящих на небесах.

Драматургия антитез («двоемирия») нашла отражение и в проникновенной музыке Михаила Крылова (ясный мелос, без всякой нарочитой претенциозности — сильная сторона композитора) в великолепной оркестровке Олега Ходоско.

В балете резко противопоставлены два интонационных пласта, характеризующих лирико-романтическую сторону сюжетного замысла

— темы «широкого дыхания», излагаемые струнными и деревянными духовыми (особенно пленяет взволнованно-полётный лейтмотив Орр и Оры и второе Адажио влюблённых), и локальный фон действия — мир зла с его угловатыми малосекундовыми и малотерцовыми напористыми оборотами у медных (отдельное «браво» симфоническому оркестру Большого театра Беларуси и маэстро Андрею Иванову).

При этом в балете органично сочетается сквозное тематическое развитие и номерной принцип. Нельзя не отметить яркую «фресковую» музыкальную «роспись» в сценах «Свадьба» и «Ночной клуб».

Но какой бы ни была музыка балета, в театре она подчинена законам сцены, и качество постановки, зачастую на долгие годы, определяет судьбу произведения.

Тихомирова создаёт многомерную хореографическую панораму (своего рода хореографическую полифонию), где каждый персонаж, ансамбль, кордебалет имеет свой оригинальный пластический облик, то контрапунктически противопоставляя несколько танцевальных линий, то сплетая группировки танцоров в синхронные соединения. И все пластические крупные узоры органично вплетаются в единую ткань хореотекста.

Исходя из фабулы балета, хореограф строит спектакль на контрастах — поэзии романтики и прозы жизни. Это проявляется в расстановке смысловых акцентов, исходя из жанровой основы музыкального материала (конкретизация образа через жанр).

Жанр вальса становится лейтжанром влюблённых, выражая духовное начало любви

— первое Адажио (вальс новобрачных) и вальс как реминисценция (воспоминание) героини о минувших счастливых днях в финале. Марш и танго становятся лейтжанрами зла (заземлённое начало), создавая ряд чётких, характерных для этих танцев метро-ритмических «сеток», словно опутывая и замыкая пространство вокруг главных героев.

Хореограф наполняет классическую форму Pas de deux, которая эпизодами переплетается с Pas de quatre (к влюблённым присоединяется дуэт птиц), лирической певучестью, множеством тонких психологических нюансов и оттенков, заставляя исполнителей парить на большом дыхании протяжённых танцевальных фраз.

При этом для каждого лирического Адажио хореограф находит своё пластическое решение. К примеру, в дуэте, обрисовывающем ночь любви новобрачных, нет болезненного эротизма, чем грешат многие современные хореографы — всё на грани балансирования между понятиями «чувство» и «чувственность»: от робости до экзальтированной восторженности. Героиня, словно лиана, обволакивает тело своего любимого, растворяется в его сильных объятиях, и каждое движение способствует передаче разнообразного комплекса переполняющих влюблённых чувств, в которых словно просвечивается светлый дух их любви.

Весьма оригинально хореограф использует форму «зеркальной репризы» в сольных сценах страданий героев.

В сцене одиночества героини тело Женщины то сжимается в позе зародыша, то скручивается, корчится от невыносимых душевных страданий. И в этой вязкой и липнущей ауре тоски, в кромешной тьме героиня пробегает между фантомами, стараясь отыскать любимое лицо. Те же самые движения будет повторять (отзеркаливать) уже Мужчина, потеряв свою Женщину, и так же будет тщетно искать любимый силуэт среди призрачных теней.

В кордебалете, который, наряду с главными персонажами, становится полноправным участником действия, хореограф даёт зримое пластическое воплощение зла в виде надвигающейся лавины. Следуя за тембровой оркестровой фактурой, хореограф расслаивает линию кордебалета на четыре пласта: каждая новая группа начинает свою танцевальную композицию, повторяя движения предыдущей, создавая единую текучую хореографическую линию. Затянутая в Прологе в серую оболочку масса зла преобразовывается в сцене «Свадьба» в праздную нарядную толпу: зло рядом, среди людей. И окончательно срывает свою маску в танце беснующейся толпы в сцене «Клуб».

Затекстовая семантика присутствует в сценографии спектакля (художник-постановщик — Вячеслав Окунев). Символический аспект возникает с самого начала — появлением на сцене хрустальных оболочек, в которых зарождаются Избранные любовью (две половинки соединяются в единое яйцо, словно воплощаю легенду Платона об андрогинах, разлучённых и пытающихся найти друг друга, свою половину).

Цвето-световые решения (художник по свету — Ирина Вторникова) выполняют функцию нематериальной декорации, обволакивая всё действие и внося определённый смысловой подтекст.

Багряный цвет — цвет крови, окрашивает липкую сеть-паутину, в которую попадает Ора

(те же кровавые нити окутывают белоснежные крылья Оры в клетке). Оригинально художник использует и сценические костюмы кордебалета. Безликую серую сущность толпы не скрыть за яркой оболочкой праздничной одежды или вечерних нарядов (платья-накидки у балерин и жилеты у танцовщиков поверх серой основы сценических костюмов).

Смысловой контекст сценического действия усиливается благодаря видеоинсталляциям, иллюстрирующим и акцентирующим многозначность содержания балета. Это и чёрно-белая воронка, завлекающая всех участников в «круговорот» сценического действия; это и яркие узоры в свадебной сцене; это и россыпь из мириадов звёзд в ночи любви; это и яркая зелень лета (начало любви), которая осыпается осенним листопадом в сцене разлада влюблённых; это и первый снег, сковывающий тонкой льдинкой одиночество героини; это и яркие огни софитов ночного клуба с эффектом «мигающих пистолетов»; это и одинокая звезда в момент смерти и преображения, разрастающаяся в финале, словно солнце (читай, сияние вселенной).

Состав исполнителей главных партий на первом дне премьеры оказался ярким, интересным. Антон Кравченко поразил не только техникой (мощная фактура танцовщика просто идеальна для всевозможных партерных и воздушных поддержек), но и актерским мастерством.

Под размеренное выбивание ударными звука сердца тело танцовщика сжималось и разжималось в конвульсивных движениях,

пластично выражая безысходную тоску в предфинальном соло; убедительно показывало нарушенную координацию героя «подшофе».

Героиня Александры Чижик пленяла подчёркнуто мягкой, хрупкой пластикой. В этой действительности, где царит грубая сила и жестокость, таким нежным натурам не выжить, и её смерть воспринимается как логичный и единственный финал. Оригинально решён эпизод смерти Женщины: одинокая и слишком уязвимая фигура мгновенно застывшая «на гребне» вытянутых рук кордебалета. И, как итог, её героиня срывается вниз — она уже не интересна толпе.

Яна Штангей (Ора) и Такатоши Мачияма (Орр) парили в любовных дуэтах (второй ярус сцены), открывая зрителям ощущение головокружительной высоты. А порой, словно приземляясь, присоединялись к героям, чутко оберегая их любовь. Штангей блеснула выразительно-жестовой пластикой танцевальных линий в своем сольном танце в ритме болеро. Абрис круга в этом номере ассоциируется с ограниченным пространством клетки — с замкнутым и обречённым миром, миром без выхода. И распятая фигура Оры — это распятие всего светлого, прежде всего, любви.

Александра Тихомирова никогда не ставит окончательную точку в своих спектаклях.

В финале каждого балета есть некая недосказанность, оставляющая искру надежды. Вот и в новом балете «Орр и Ора» реальные образы влюблённых преобразовываются в финале в трансцендентальные: исчезает физическая оболочка, но души героев соединяются на небесах, разрывая смертельный мрак. И в окружении птиц, на фоне просветлённого гимна, парящий над кордебалетом дуэт влюблённых наполняет финал ярким знаковым содержанием — символами Ожидания, Надежды и Возрождения.