О партии царя Ивана IV в спектакле Юрия Григоровича "Иван Грозный" с премьером Большого театра Михаилом Лобухиным побеседовала балетный критик Вера Чистякова.

- Расскажите о процессе репетиций. В чём особая сложность партии царя?

- В целом очень нелёгким оказался процесс. У меня была травма. В марте 2011-го года. Полгода я не выходил на сцену. Григорович опасался допускать меня до премьеры. Однако, благодаря педагогу, Юрию Кузьмичу Владимирову, первому исполнителю Ивана Грозного, досконально знающего партию, мы долгими изнуряющими репетициями смогли подготовиться достойно, и я-таки попал в составы исполнителей.

В репетиционном зале начинал с того, что учил текст, вслушивался в музыку Прокофьева – с её очень сложным ритмом, неровными фразами, пытался "поймать телом" все музыкальные акценты, которые гениально осмыслены Григоровичем и отображены в хореографии.

Ключевыми сценами в спектакле считаю: "Первый монолог Ивана" (появление на троне в палатах), "Болезнь Ивана", "Удушение боярина", "Молитва", "Опричнина". Физически и эмоционально партия тяжелейшая – ни малейшей возможности вздохнуть, ты постоянно "в энергии": или ведёшь действие, или перебегаешь с одной стороны площадки на другую для следующего выхода, или переодеваешь костюм и обувь (в спектакле несколько таких очень быстрых перемен). Но менять костюм – это полбеды, намного сложнее перестраиваться внутренне: и настроение, и характер персонажа меняются в каждой сцене. Только что воевал в поте лица, закончил битву – встреча с Анастасией (нужно уже быть нежным, чутким, влюблённым). Затем болезнь – опять моментальная смена образа. Буквально через тридцать-сорок секунд – удушение боярина, сцена, демонстрирующая концентрацию власти, Иван доказывает полную уверенность в себе, как в правителе, никто больше не может претендовать на его трон. Ритм второго акта особенно изматывает. К финалу спектакля вообще ни жив, ни мёртв.

Очень сложные в этом спектакле дуэты – намного тяжелее, чем в Спартаке, на мой взгляд. Женщину, в буквальном смысле слова, с рук не спускаешь, поддержки коварные, неудобные, сбивающие дыхание, сажающие ноги. После таких дуэтов очень сложно выходить на прыжки.

Большая нагрузка в балете идёт на колени (проходки, выходы в низкое плие). У меня пока, тьфу-тьфу-тьфу, сложностей с коленями не было, но определённый дискомфорт это может вызвать без умной подготовки перед выходом на сцену.

Сложный эпизод в маске: ты находишься на нешироком постаменте над уровнем сцены, это нарушение привычной пространственной ориентации, требуется более точный расчёт каждого движения.
И конечно, сцену с посохом нельзя смазывать – она очень эффектная: посох разгневанного царя должен пролететь с трона над всей сценой, почти попасть в бояр, и остаться стоять в центре, как символ нерушимой власти.

На премьере только Владу Лантратову удалось воткнуть посох в сцену. Ни у меня, ни у Павла Дмитриченко, ни у Александра Волчкова этого не вышло, поскольку посох был ещё недостаточно хорошо от балансирован технологами.

- Хотелось бы услышать от Вас разъяснение "сцены в маске".

- Она навеяна фильмом Эйзенштейна – там есть момент, когда царь пляшет со скоморохами в палатах, одетый в женский балахон и маску. Также существуют в истории предания о царях, которые переодевались в обычное платье, одевали маску, и во время ярмарок ходили среди народа, чтобы посмотреть, как народ живёт и что говорит о своём правителе. Я так именно себе эту сцену и представляю. Иван Грозный в маске приходит пировать к своим недоброжелателям-боярам, уже напуганным опричниной. Танцуя с кубком, он жёстко подшучивает над ними, заставляя вспомнить, как они отравили Анастасию, и грозит пальцем, намекая, что их ждёт заслуженная кара.

- В период подготовки партии утренним классом занимались как обычно или по какой-то "спецпрограмме"?

- Утренний класс был, как всегда, без изменений.

В период восстановления, после травмы, два или три месяца занимался со спортивным тренером. Есть в Петербурге очень грамотный профессионал Семёнов Юрий Борисович. Он работает в Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой, преподаёт детям предмет "Гимнастика и атлетика", знает подход к балетным артистам – может определить, что именно тебе требуется, какие группы мышц нужно в первую очередь укреплять. К нему не только я, но многие артисты обращались за профессиональной помощью: и Игорь Колб после травмы колена, и Дарья Павленко после травмы ахилла. Я с ним занимался общей физической подготовкой – спина, ноги, руки, шея, плечевой пояс, пресс, и это помогло вывести тело на новый уровень. А уже в период репетиций партии Грозного всё внимание было направлено на выполнение конкретных технических элементов спектакля. Юрий Кузьмич требовал от меня делать, делать и делать… так, чтобы количество в конце концов перешло в стабильное качество.

- Сколько времени ушло на подготовку партии?

- Начали готовить за два месяца до конца сезона (июнь-июль 2012-го года) – в этот период выучили весь текст. А уже прорабатывать его начали с открытием нового сезона и до премьеры в ноябре, каждый день.

- Психологическая трансформация образа Ивана по ходу спектакля – как она происходит?

- Как мне рассказывал Юрий Кузьмич Владимиров, изначально, в период создания спектакля в 1975-ом году, было желание сделать образ Ивана эволюционирующим, представив его в первой сцене юным, абсолютно наивным, не знающим пороков власти, а далее постепенно вести образ к финальному контрасту – жестокому самодержцу. Потом от этой концепции отказались, сделав Ивана сразу, с первых шагов, мощным правителем, знающим, что только тоталитарная власть поможет ему удержать трон и укрепить государство. Иван верил в поддержку Божьей силы, в то, что царствует по благословению небес, как помазанник Божий. Но в определённый момент восхождения по вертикали власти он получил колоссальный психический слом, заставивший его многое переосмыслить в жизни. Он стал задаваться конкретными вопросами к Богу: Почему произошли такие события (имея ввиду смерть своей супруги Анастасии)? За что мне посланы такие испытания? Виноват ли я, или кто-то другой? А ответа в сердце не находил, смирения не чувствовал…

Об этом монолог-молитва – сильнейшая сцена в спектакле. Иван один в храме, перед образом, нутро его горит болью: нужно показать массу нюансов во взгляде, поворотах головы, положениях корпуса, чтобы передать насколько он подавлен, сломлен, с какой надеждой и с каким отчаянием вопрошает Господа. А после этого монолога, как итог, сцена опричнины, где показан тот же Иван с уже изменившимся мировоззрением. Он подчиняет людей силой. Назад, к хорошему человеку, дороги нет. Момент сомнений позади. Царь ещё более уверен в своей правоте, чем прежде, с каждым днём становится жёстче, и к финалу спектакля перед нами непобедимый бескомпромиссный властитель.

- Вы его оправдываете?

- Абсолютно. Естественно, в детстве он был, как все – наивный ребёнок. Но если почитать историю… он же был поставлен в жёсткие условия воспитания. Все дворцовые интриги, перевороты, убийства происходили у него на глазах – человек менялся. Опять-таки, повторяю, я его полностью оправдываю. Неординарная личность. Гениальный правитель. Может быть, если бы не было Ивана Грозного, мы бы все сейчас были наполовину татаро-монголами или немцами. Только тоталитарный режим, единоличное правление, жёсткая государственная дисциплина, да и не только государственная, может привести к большим результатам, подобным результатам правления Ивана Грозного. Страна увеличилась в размерах, по-моему, в два с половиной раза, было сделано огромное количество правовых реформ. Иван Грозный умел делать умные беспроигрышные ходы, вовремя внутренне трансформировался, менял своё отношение к окружению и стиль управления. Он создал некий идеальный макет власти, и стал примером для многих последующих тиранов, вертящих колеса истории.

- А временная сломленность царя, она, на ваш взгляд, произошла из-за потери личного счастья, духовного тыла, или, всё-таки, решающую роль здесь сыграл конфликт Ивана с приближёнными?

- Если отталкиваться от истории, наверное, много людей и событий повлияло на это. А в спектакле Григоровича – это, в первую очередь, реакция на смерть Анастасии, невозможность принятия Иваном факта своего тотального одиночества, невозможность прощания с любимой женой, невозможность прощения недругов… Без Анастасии он вдруг почувствовал себя потерянным… Но как бы жестоко это не звучало, правитель, в определённом смысле, не человек. Правитель – должностное лицо, несущее ответственность за страну. Он не имеет права слишком давать волю чувствам. На первом месте игры разума, все эмоции под контролем.

- Каковы взаимоотношения Ивана с народом? Когда смотришь на вашего царя, в нём, с одной стороны, чувствуешь мудрого сильного, жёсткого правителя, а с другой, простого, душевного человека, русской землёй рождённого.

- Царь Иван, на мой взгляд, очень хорошо понимал менталитет подвластного ему народа, понимал, что против воли Господа народ не пойдёт, царя, как небесного помазанника, боготворит.

Исходя из истории, думаю, он и боялся людских масс. Народ – это огромное стадо, мощная сила. Но без лидера народ – никто, потому что своего ума нету. Вспомните сцену в спектакле, когда царь занемог. Весь народ собирается для скорбной молитвы, искренне веруя, что без царя своего пропадёт – Дай Бог, чтоб выздоровел и вновь царствовал над ними. А бояре – это тоже стадо, но из людей более образованных, амбициозных, наглых, хитрых. По опыту своему они знают, что в жизни ничто не вечно, в том числе и царь сегодняшний. И напугать их не так-то просто – завтра, по сговору, царя с трона скинут, сами сядут, и была не была! Потому Иван, конечно, стремился так выстроить политику, чтобы быть единственным лидером. Всех оппозиционеров вырезал сразу, без промедлений, не допуская ситуации сплочения народа не под своим началом. Князь Курбский был умён, благороден, среди массы приближённых царя выделялся, над боярами возвышался. К своему счастью вовремя и правильно прочувствовал ситуацию – понял, что сильных людей убирают, и сбежал, продлив себе жизнь.

Возвращаясь к связи царя с народом… В начале спектакля она более надёжна и крепка. К финалу спектакля значительно ослабевает. Это символически передают декорации Вирсаладзе. В первом акте лестница с трона есть, во втором её уже нет. Власть отрезает человека и от мира людского, и от мира небесного. Крест её тяжелеет год от года, и не понять это тому, кто его не нёс. Необъяснимую силу Господа заменяет сила реальная – опричнина. В ней находит главную опору овдовевший, не чуткий к боли царь.

- Чувствую, Вы много читали о своём герое.

- Ну, покопался, естественно. В первую очередь посмотрел фильм Сергея Эйзенштейна (который, кстати, был сделан по заказу Иосифа Сталина). Именно оттуда, в основном, брал музыкальный материал Юрий Григорович, и, безусловно, какие-то сцены, образы его вдохновили в этом фильме. Передачи смотрел разные – в интернете нашёл всё, что можно найти о личности царя. Читал мнения исследователей. Главным образом, всё пошло от Карамзина, его "Истории государства российского". Но точек зрения много: кто-то оправдывает Ивана Грозного, кто-то нет… Самое растиражированное мнение о царе – это, всё-таки, как о неком маньяке, убийце, тиране. Мне лично очень понравилась книга Алексея Толстого "Князь Серебряный". Там, в основном, повествуется о Князе Серебряном, но Иван IV тоже показан с довольно интересной стороны, и хорошо передан дух той эпохи.

- Из артистов прошлого, исполнителей партии Грозного, наверное Юрия Кузьмича смотрели?

- Да. Но, к сожалению, сохранился только фильм-балет. Я был очень удивлён: почему нет театральной съёмки? Почему его молодого, первого исполнителя, не снимали? Фильм-балет снят года спустя после премьеры – Юрий Владимиров (Иван Грозный) и Наталия Бессмертнова (Анастасия) уже в зрелом для танцовщиков возрасте. Смотрел я и Владимира Васильева с Людмилой Семенякой, и запись спектакля Парижской Оперы, нашёл фрагменты, где танцует Александр Ветров, конечно, Ирека Мухамедова с Наталией Бессмертновой посмотрел.

- От всех исполнителей взяли себе что-то на заметку или нашли один идеал и образец для подражания?

- Знаете, я с детства любил смотреть балетные записи. Когда учился в школе, у меня была целая коллекция – огромное количество записей вариаций, па де де самых разных исполнителей. Но я никому никогда не стремился подражать, точь-в-точь копировать. И тогда, и сейчас, когда я смотрю танец других артистов, мне нравятся определённые нюансы, детали, положения рук, корпуса, головы. Я осмысляю это, по-своему компоную, и создаю уже образ, отличный от того, что было до меня и есть рядом со мной. Это же говорил мне и Владимиров на репетиции: "Не пытайся сделать точно так же – ищи свои пути".

- Юрий Кузьмич на репетициях сам показывал Вам что-нибудь или только рассказывал?

- Показывал. В силу своих нынешних возможностей, конечно. Но очень здорово! Все технические хитрости объяснил, чтобы и смотрелось эффектно, и исполнять было максимально удобно. Надо сказать, что сначала Юрий Кузьмич давал очень приблизительную информацию, говорил "было так и эдак", и я даже испугался от того, что он настолько отпускает меня в свободное плавание, будто бы не очень заинтересован. Но было это до той поры, пока я не освоил текст. Когда я уже знал партию в черновую, он стал давать всё больше и больше информации, добавлять всё больше и больше нюансов – каждую репетицию. И тут я уже запаниковал от "перегруза", понял наконец до конца, насколько это психологически глубокая роль, задумался: cправлюсь ли? Потом открылось второе дыхание, полтора месяца до премьеры купался в мощном потоке творчества – то тонул, то выплывал. Было интересно! Многие детали в моём образе Ивана Грозного найдены Юрием Кузьмичём. И то, что есть в спектакле сегодня, того, возможно, не было в первоначальной премьерной версии 1975-го года. Думаю, Юрий Кузьмич, как соавтор Юрия Григоровича при создании образа Ивана, имеет на это право. Уже сидя вместе на прогонах они много спорили, и, в конце концов, сходились на том, что, да, Юрий Кузьмич не зря добавил какие-то нюансы, они нужны и важны. То есть, педагог не просто передал мне текст, он заново его осмыслил, пережил со мною эту роль в самом высоком смысле слова. Так качественно он работает не только со мной, но и с другими премьерами нашего театра – Дмитрием Гудановым, Иваном Васильевым. Старшее поколение артистов для нас, молодых, как сундук с сокровищами. Творческие встречи с ними бесценны. Нам нужно брать, впитывать, пока есть такая возможность.

- А с Вашими предложениями Юрий Кузьмич легко соглашался?

- Я знаю, что этот человек намного опытнее меня, потому счёл более разумным идти за ним. Но он сам отталкивался от моей индивидуальности, моих возможностей. Творческая свобода не была ущемлена. Я оказался в самом счастливом положении.

- А с Юрием Николаевичем у Вас были личные репетиции, моменты обсуждений?

- В первую очередь, я рад, что он поверил в мои силы. Он первый раз пришёл на репетицию за месяц до премьеры, с опаской. Спросил: "Как ты? В каком состоянии? Можешь-не можешь показать что-то?" Я показал в зале практически весь материал, и, насколько понял, он одобрил нашу работу. До прогонов на сцене, Юрий Николаевич ещё несколько раз присутствовал на репетициях: корректировал, в первую очередь, музыкальные акценты – он очень скрупулёзно над этим работает, чтобы связь музыкального и хореографического текста была абсолютной. А за две-три недели до премьеры начались прогоны, и, конечно, он руководил ими.

- По образу Вы с ним что-то обсуждали?

- Нет, по образу он ни на чём не настаивал. По тексту делал конкретные замечания и требовал точности. Юрий Николаевич в отличном контакте с людьми, репетирующими его спектакли – нашими педагогами. Все они когда-то исполняли его спектакли, создавали их вместе с мэтром, много работали с ним в залах, и он им полностью доверяет.

- Вы танцевали премьеру с Марией Виноградовой. Это была её первая главная партия в балетах Григоровича. Как складывался контакт с партнёршей?

- Мария, я считаю, очень хорошо подходит по типажу к партии Анастасии. Сложно было, потому что она действительно до того не вела больших балетов. Но просто, потому, что она очень координированная девочка, удобная, беспроблемная партнёрша. Хорошая координация – очень важное для танцовщика качество, это помогает не только в дуэтах, но и в соло, и она, на мой взгляд, с премьерой справилась уверенно. А от спектакля к спектаклю будет что-то меняться и у меня, и у неё, потому что театр – это не кино, мы никогда не ставим окончательных точек, будем добавлять красок, обогащать образы, размышлять, искать…

- То есть, возможна даже какая-то кардинальная смена образа?

- Некая концепция образа, своё чёткое видение спектакля, героя, конечно, уже сформировались. Но, как говорит Юрий Кузьмич: "Наше дело такое…чудес не бывает! Ты не сможешь выйти и с бухты-барахты сделать всё лучше, чище, увереннее, убедительнее". Только количеством можно добиться качества, опять работая в репетиционных залах и выходя как можно чаще на сцену. Ни одна репетиция не может заменить реального сценического проживания образа перед зрителями "здесь и сейчас", только во время спектакля ты выкладываешься на все сто процентов, не щадя себя – это совсем другой уровень адреналина в крови.
И именно на таких масштабных, сюжетных, наполненных драматизмом, технически сложных спектаклях может вырасти настоящий артист. Не хочу ничего плохого говорить про модерн, хочу только сказать: счастье, что спектакли Григоровича составляют основу репертуара Большого театра. От этого и мы выигрываем, и театр, и зрители.

- Интересно, как Вы настраиваетесь на проживание психологически сложной роли непосредственно в день спектакля? Потому что, скажу честно, даже когда присутствуешь на Вашем спектакле в качестве зрителя, это, в определённом смысле, тяжело выдержать. Ваши эмоции настолько интенсивны, настолько реальны, что для нервной системы это шок. Вы действительно доводите зрителей до катарсиса своей мощной актёрской работой, полностью отключаете их сознание от реального мира, погружая в мир сценический. И, даже выходя из зала, ещё долго находишься внутри спектакля – мыслями, чувствами с Вашим героем.

- Дорого сердцу то, что Вы сказали. Важные слова для артиста. Ради этого мы в профессии. Тоже не буду лукавить в ответ. Всё это не просто так даётся. Роль эмоционально высасывает до полнейшей внутренней пустоты. После спектакля не хочешь подниматься с кровати, два-три дня ходишь, как унылая тряпка – без улыбки, без каких либо желаний и инициатив. И настрою перед выходом на сцену в таких ролях, как Грозный, Спартак, помогает, в первую очередь, меньшее общение с окружающим миром, концентрация в себе, накопление духовной энергии.

- О декорациях Симона Вирсаладзе уже речь заходила. Насколько я поняла, Вам по душе общая художественная атмосфера спектакля – костюмы, сценографическое оформление?

- Симон Багратович – гениальный театральный художник. Считаю, что сейчас подобных ему нет. Простота и универсальность его решений восхищали зрителей раньше, восхищают и сейчас. Эти поворачивающиеся апсиды, тонкая игра света, постамент с троном, колокола… красота неимоверная! Истинно русский дух!
Очень точный костюм у Ивана: чёрного цвета, с крестом на груди – символом православия. Кстати, у первых исполнителей, по-моему, был настоящий деревянный крест (такой, какой на Руси человеку при рождении давался). Я видел фотографию молодого Владимирова, где он гримируется перед спектаклем – крест висит у него отдельно, на цепочке. Сейчас крестик тканый и пришит к костюму.

- Спасибо за беседу, Михаил. Считаю, что Вашим зрителям повезло не меньше, чем зрителям-современникам легендарного Юрия Владимирова. Вы достойный наследник спектакля и роли.

P.S. Со 2-го по 26 января 2017-го года Большой театр проводит масштабный фестиваль спектаклей Юрия Григоровича в честь 90-летия Мастера. Балет "Иван Грозный" будет показан 24-го, 25-го и 26-го февраля. Билеты уже в продаже.