Танцор и хореограф Кензо Кусуда — о сути перформативной практики и танцоре как произведении искусства.

В Петербурге только что закончился фестиваль Open Look — самое масштабное летнее событие в области российского современного танца. Параллельно с показами лучших отечественных и зарубежных хореографических постановок в рамках фестиваля прошла лаборатория по перформансу Open Look P.S., преподавателем которой в этом году выступил Кензо Кусуда — голландский танцор японского происхождения, которого называют одним из самых поэтичных хореографов Голландии. Редактор «Культуры в городе» поучаствовала в лаборатории Кензо и поговорила с ним о его понимании перформативных практик.

Кензо, вас называют танцором-самоучкой, а по основному образованию вы, насколько я знаю, экономист. Расскажите, с чего начинался ваш путь в танце?

Я родился в городе Фукуока на юге Японии, а учился в Токио и правда изучал экономику и бизнес. В университете, помимо учебы, были разные студенческие активности: музыка, театр, спорт. Меня тогда очень вдохновлял танец, и я решил, что поступление в университет — это отличная возможность начать что-то новое, ведь я переехал в новый город, в котором меня никто не знает. Это была новая жизнь, тогда я и начал танцевать.

А до университета вы никогда не танцевали?

Нет, никогда, я не знал, с чего начать. В моем городе в то время не было возможности развиваться в этом направлении, только в балете, но с него стартовать не хотелось. В Токио я попробовал уличные танцы, потом был джаз, модерн, современный танец. Я познакомился с многими танцовщиками и перформерами в Японии, посещал частные студии — Токио был отличным местом, чтобы практиковаться. Мне просто нравилось смотреть на то, как люди танцуют, и мне хотелось быть частью этого, хотя выяснилось, что это довольно трудно — как минимум, технически. Со временем, поняв свои возможности и ограничения, я стал вырабатывать собственные предпочтения в танце, свой вкус, эстетику, спрашивать себя, что я считаю красивым, что меня вдохновляет, а затем стал развивать свою технику и стиль. Тогда же стал заниматься импровизацией.

А кто был вашими учителями?

Их было очень много — учителей, коллег, хореографов — больше сотни человек. Я брал что-то от каждого. В основном это были учителя модерна, контемпорари, уличных танцев. Но я также занимался у мастеров буто, боевых искусств. Также на мой танец повлияли философы, например, феноменология Мерло-Понти. Были и духовные учителя, и люди из физического театра, шаманы и маги. И даже Чарли Чаплина я могу назвать своим учителем!

В процессе обучения на вашей лаборатории мне показалось, что как раз философия играет самую важную роль в том, как вы преподаете. Это не про технику, а скорее про осознавание, управление вниманием, процессы восприятия. Что бы вы могли назвать сутью танца?

Мой танец начинается с благодарности, с осознания того, что обладать телом и воспринимать телом — это уже огромная ценность. Я настраиваю слух и начинаю слышать — музыку или пролетающий самолет, замечаю свет, пылинки и их движение. Как только мы начинаем уделять внимание этим обычным вещам, мы замечаем гораздо больше, от этого жизнь становится разнообразной, и мы делаемся счастливее. Эти вещи очень близки к моему пониманию танца.

На этом фестивале я видела уже около 15-ти работ и могу сказать, что ваш способ двигаться и выступать очень отличается от всего остального — он про присутствие, а не про форму.

Да, вы смотрели именно танцевальные постановки, но для меня это намного более широкое понятие. Танцор — это тот, кто находит в себе смелость выйти перед другими людьми, это тело, помещающее себя перед другими телами. Когда я, обычный человек, вхожу в некое пространство и много людей смотрит на меня, я начинаю спрашивать себя, что сейчас происходит, что это такое? Неважно, что я собираюсь предпринять — держать речь, читать лекцию или танцевать, мне интересно состояние любопытства и незнания. Перформанс — это когда один или несколько человек как-то воздействуют на других людей, и никто не знает, что произойдет дальше. Я думаю, это потрясающая вещь. И когда я начинаю действовать, что-то меняется — пространство и люди вокруг, и это возвращается ко мне и как-то в свою очередь воздействует на меня — происходит такая циркуляция химических процессов. Быть катализатором, быть медиумом, создавать химию в пространстве — это работа танцовщика, шамана и, в более широком смысле, работа искусства. Я думаю, танцовщик или перформер — это тот, кто, входя в пространство, настолько глубоко осознает его, что сам исчезает и становится только зеркалом для других людей и для самого пространства. То есть выступление — это не про перформера, а про то, что вокруг. С другой стороны, каждый танец и каждый перформанс абсолютно индивидуальны, у каждого человека свой танец. Это не серия запланированных движений или событий, а цепь химических процессов, которые происходят между людьми и в их сознании во время перформанса. И танцор — это не инструмент для реализации идей постановщика, это тот, кто появляется перед аудиторией — и что-то меняется. Танцор сам по себе и есть произведение искусства.

Такой перформанс может произойти случайно, спонтанно?

Я думаю, это не бывает случайно, для этого необходимо иметь интенцию, чтобы создавать химию, надо постоянно практиковаться. Человек должен захотеть пойти в эту ситуацию незнания, в которой он очень уязвим, ни в чем не может быть уверен, ведь он не знает, кого он встретит в пространстве перформанса и что произойдет. И каждый настоящий перформер идет в этот лес по собственному желанию — в лес чужого сознания. Это не случайная вещь. Когда люди собираются на спектакли и перформансы, они уже подготовлены. Они не знают, что произойдет, но ожидают чего-то особенного, чего-то, что их изменит. И они спрашивают меня, кто я такой, а я спрашиваю их — кто они. Я становлюсь зеркалом для них, в моих глазах аудитория может увидеть себя. Как перформер я хочу быть чистым зеркалом, гладью воды.

Это годы практики — достичь такого состояние ума.

Да, но иметь такое намерение — уже очень интересно.

Считаете ли вы, что танец как форма искусства сегодня может ставить какие-то актуальные вопросы?

Если люди хотят использовать танец для того, чтобы актуализировать какие-то темы, разумеется, это возможно. Если у художника возникает нужда, надо ее удовлетворять. Но я не думаю, что искусство обязано служить той или иной цели. Я с помощью танца не пытаюсь говорить о каких-то актуальных вещах — о них я могу просто сказать или написать. Мне кажется, с помощью танца можно передавать совсем другой тип информации, над которой не нужно думать, она проникает в сознание по-другому. Например, если у меня трудности в жизни или какая-то трагедия, я не хочу видеть танец, который говорит об этом. Но я иду в сад и вижу цветок, который не имеет никакого отношения к моим проблемам, и мне становится лучше только благодаря его красоте, благодаря тому, что я его увидел. Это дает мне облегчение и энергию, чтобы справиться с трудностями. Или улыбающиеся люди, или собака, или ребенок. Я думаю, это гораздо сильнее, чем искусство, которое пытается говорить о политике или протестовать. Это тоже хорошо, но я хочу, чтобы мой танец был подобен цветку или солнцу. Чтобы он менял людей без объяснений, без аналитики, на другом уровне воздействия.