- Большую часть своей жизни вы посвятили степу. Почему именно степ?

 

- В начале 60-х годов я побывал на концерте известного французского мима Марселя Марсо, он тогда был на гастролях в России. Мне жутко понравилась пантомима, я решил ею заняться. Единственным местом, где учили тогда пантомиме, было Московское Эстрадно-цирковое училище. Как и в любом театральном вузе там сдавались экзамены по актерскому мастерству, нужно было читать стихотворение, басню или прозу и играть этюды, что, честно говоря, не очень хорошо у меня получалось. Но к тому моменту, как мне кажется, я уже хорошо владел пантомимой. После того, как я уже поступил, один из педагогов сказал мне: «Я тебе поставил тройку, хотя ты читал стихотворение безобразно. Я поставил тройку с пятью минусами только потому, что ты хорошо показывал пантомиму, и у тебя были модные штаны». У меня действительно были модные по тем временам черно-белые в полоску штаны клеша, которыми я убил педагогов. В то время у нас была потрясающая актерская школа, чему я несказанно рад. Наш курс набирала драматическая народная артистка Надежда Ивановна Слонова. Она играла в театре сатиры и была первой Зоей Берёзкиной в спектакле по пьесе Маяковского «Клоп». Также у нас на курсе работали Вестник Евгений Яковлевич, Аросева Ольга Александровна. Но самое главное, что на нашем курсе преподавал замечательный эстрадный танцовщик Владимир Борисович Зернов. Он и предложил мне заниматься чечёткой. Зернов помогал мне в работах, которые задавали по актерскому мастерству. В училище можно заниматься всем: и клоунадой, и пантомимой, и чечёткой, и жонглированием, и акробатикой, и играть на музыкальных инструментах. Школа была просто великолепной. Так вот и получилось, что от такого ничего не говорящего жанра я перешёл на громкий жанр - чечётка.

Теперь я понимаю, что с детства был прирожден танцевать чечётку. В детстве я часто ездил в деревню к бабушке. Очень любил гулять по лесу и слушать, как поёт кукушка и стучит дятел. Вот эти ритмы, наверное, повлияли.

- Как вы считаете, в какие годы степ был более популярен в России?

 

- Степ всегда был популярен. Ещё в 50-е годы, когда я был мальчишкой, более старшие ребята и молодые мужики в подворотне бацали чечётку, кто на брусчатке, кто на железных листах, чтобы лучше было слышно. Это была такая дворовая, уличная чечётка. Учителей тогда ещё не было. Опыт передавался «из ног в ноги».

Вообще степ - это американский танец. В Америки его расцвет приходится на 30-е, 40-е и 50-е годы. Мы же перенимали у них этот жанр через фестивали, концерты. В России за счёт своих фильмов, за счёт исполнительского мастерства чечётку стали реабилитировать такие люди, братья Сазоновы, танцевальная группа «Семья Зерновых». Степ в то время действительно был андеграунд, как и джаз, как и цыганские пляски. Он был буржуазной отрыжкой, биологическим сорняком. В конце 60-х годов я стал профессионально заниматься чечёткой и работать в Москонцерте. Даже тогда ёще в Москве не давали центральных площадок для выступления, приходилось ездить на гастроли. Были проблемы с выездом заграницу. Мне говорили: «Кому ты там нужен со своей американской чечёткой там». Но жизнь доказала, что нужен и там, и здесь. Сейчас этот жанр стал популярен, как и классический танец, как и народный. Так что степ - танец живучий, он злой, он умеет себя защищать, а это самое главное.

 

-Как вы считаете, отражается ли время на степе и вообще на эстраде? Заметили вы эти изменения?

 

-Конечно, раньше эстрада была более разнообразна, было большое количество дивертисментных концертов. В одном концерте можно было послушать Кобзона, Магомаева с классическим репертуаром, эстрадного вокалиста, например, Елену Великанову, Людмилу Зыкину. Тут же можно было посмотреть, как танцуют солисты Большого театра классические танцы и увидеть эстрадных танцовщиков, таких как Владимир Шубарин, послушать, и юмориста, и куплетиста. Вы могли прийти на концерт и за два часа получить море удовольствия. Сейчас таких концертов практически нет.

Вообще раньше было все по-другому. Были Худсоветы, не то чтобы я за них, но в то время был какой-то внутренний и внешний цензор, который говорил, что тебе нужно ещё улучшить качество своего выступления, ты ещё не готов. А сейчас каждый зависит от импресарио или от администратора, который тебя раскручивает, вкладывает в тебя деньги и выпускает на любые сцены. Раньше же на престижные сцены такие, как Кремлевский дворец, театр Эстрады попасть практически было невозможно. Сейчас все значительно упростилось. На сцену выходят юноши и девушки, которые только открывают рот и всё. Они поют под фонограмму, вокруг певицы - замечательные танцовщики, которые её обтанцовывают. Они создают золотую обёртку конфетке. У нас же, у чечётошников, в этом плане проще. Мы всё делаем сами, вживую, по-честному.

Мне жаль ребят, которых называют фабрикантами. Их натаскивают в течение двух месяцев, их шпигуют, обставляют, одевают и выбрасывают на сцену. Затем они там в течение двух лет барахтаются, их эксплуатируют. А потом, когда они реализуют всё, что у них наработано, они тонут. Редко кто может пойти дальше. Это однодневки, это поломанные судьбы. По-человечески очень таких фабричных «звезд».

Что касается степа, то он состоятельный, потому что он трудоемкий. Надо быть одержимым, ненормальным человеком, чтобы заниматься им. Помимо того, что ты хорошо двигаешься, надо быть ещё и музыкальным человеком, слышать музыку, надо быть артистичным.

 

- Так все-таки на эстраде было проще при цензуре или при коммерции? Влияет ли коммерция на искусство?

 

- На искусство влияет всё. Но коммерческие проекты тоже нужны, актеры в них заинтересованы. Я, например, работаю в Эстрадно-цирковом училище, в ГИТИСЕ на балетмейстерском факультете, в Институте Русского Театра и у меня есть любительская студия, но это я делаю для души, это моя лаборатория. Деньги я зарабатываю в другом месте: на коммерческих выступлениях, на концертах. Они дают возможность купить кусок белого хлеба с маслом и с икрой.

Главное не забывать про личность человека, особенно в степе. Например, классическая хореография - это театр, грим, декорации, костюмы, музыка. За три акта актеру дают возможность состояться, у него есть время разогнаться. Если он что-то не добрал в первом акте, он может себя оправдать во втором. А в степе нет никаких декораций. Ты как на ладони. Чтобы доказать свою состоятельность, тебе приходиться выжимать из себя всё, вкладывать всю свою энергетику, все свои силы.

Я прошёл и цензуру, и коммерцию. Наверное, сложнее всё-таки без цензуры. Там можно было обижаться, делать какие-то переоценки. Бывало, доходило даже до трагических ситуаций. У нас, у русских, к сожалению, нет культуры самооценки. Не знаю, может быть в этом виноват русский менталитет, а может Емеля на печи, либо нас испортила Советская власть, которая говорила, что даже кухарка может управлять государством. Как говорила моя учительница: «Не тешьте себя надеждами».

У меня у самого был момент, когда я не прошёл аттестацию. В начале 70-х годов проходили Всесоюзные переаттестации актеров. Комиссия министерства культуры осматривала всех без исключения. Кого-то сокращали, кому-то не разрешали работать. И вот я протанцевал перед комиссией, и мне говорят: «Вы не аттестованы. Мы вам даем год на репетиции, и через год вы должны ещё раз показаться. Сейчас пока вы работать не можете». На мой вопрос, почему меня не хотят аттестовать, мне отвечают: «Чечётка - это оригинальный жанр, а у вас для оригинального жанра недостаточно акробатики, недостаточно жонглирования. Вот вы позанимайтесь, сделайте оригинальный номер, чтобы у вас в нём всё летало, вы там крутились-вертелись, может быть и чечётка не обязательна». Но, благодаря помощи своего учителя Зернова и Утёсова, я продолжил работать не прерываясь. Если бы не было этой помощи, то не знаю, чтобы было. Ну, был бы я, наверное, жонглером каким-нибудь или акробатом..

 

-Вы обучались тэп-танцем у знаменитого степиста Владимира Зернова, а сейчас сами преподаете степ: отличается ли ваша методика преподавания от методики преподавания вашего учителя?

 

- Я сейчас преподаю по школе, которая существует. Как в классическом танце есть своя школа, так и здесь есть свои стандарты, свои комбинации. Когда меня учил Владимир Борисович, школ не было. Он просто приходил, показывал мне движение. Пока он отходил покурить, я разучивал его. Потом он возвращался, смотрел, правил меня. Это и было системой обучения. Я не помню, чтобы я проходил какие-то азы, элементы, как положено по школе. Он сразу давал мне движения. Когда я попал в американские школы по степу, я вдруг увидел, что Владимир Борисович показывал мне американские стандарты. Откуда он их черпал, для меня загадка. Это сейчас можно купить видеозапись, более свободно выехать заграницу. Откуда он это в то время брал, я не знаю. Но всё же, когда я показал американцам своё мастерство, они сказали: «Владимир, мы понимаем, It’s Russian tap!» И я понял, что что-то я делаю всё-таки не так. Я стал ходить заниматься в американские школы. Там я понял, чем мы отличаемся от них. Мы проигрываем им в технике, но у нас каждый номер имеет свою тему, своё строение, свой сюжет и драматургию. За это, в общем, американцы нас и ценят.

Мне нравится американская затея танцевать степ в метро. Была бы моя воля, я бы тоже собрал всех своих учеников и стал бы с ними танцевать в нашем метро.

- Многие ваши ученики стали известными людьми. Все знают Лымарева Александра, сыгравшего роль Михаила Медведева в телесериале «Солдаты», он, как известно, вместе с другим вашем учеником Антоном Молотковым создавали свою степ-студию. Глядя на них, чтобы вы могли сказать о современном поколении и вообще о современной эстраде?

 

-Я им завидую, потому что они молодые. У них ещё вся творческая жизнь впереди. На фестивалях я с удовольствием выхожу с молодыми на сцену, начиная от танцоров 7-8 лет. Я очень горд тем, что могу с такими молодыми энергичными людьми выступать на одной сцене. Я вкусил одиночество, когда степ был не очень популярен. Поэтому я рано стал создавать сначала любительские студии, потом начал преподавать в учебных заведениях, чтобы воспитывать себе коллег и соперников. Я понял, если нет соревнования, то нет и движения. Мне многие говорили: «Зачем ты показываешь секрет свое мастерства, ты не показывай, это же ты делаешь». А я говорю, что вот я им покажу, это будут делать они, а я придумаю что-то ещё. Когда тебе дышат в затылок - это здорово.

-Нуждается ли степ в рекламе?

 

-В рекламе нуждается всё. Если бы «Танцы на льду» не рекламировали, то они не были бы так популярны. Как говорят, «реклама - двигатель торговли». А мы торгуем своим творчеством. Ещё в 90-е годы на фестивале у нас был такой слоган: «Главное, любите чечётку». Степ хорош тем, что его воспринимают на любом уровне от самой простой публики до самой искушенной и элитной. Я со своими компаньонами выступал перед Президентом. Будучи в Северной Кареи я даже с Ким Чин Иром отплясывал чечётку. Чечётка жанр очень живучий, яркий, хлесткий.

 

-Ваш прогноз степу в XXI веке.

 

-Мне очень бы хотелось, чтоб в этом веке нашлось хотя бы 10 лет, в которые бы появилось множество танцевальных и музыкальных фильмов, где танцуют чечётку. Снимать такие фильмы очень тяжелый, хлопотный и дорогой процесс, что на сценических подмостках, что в кино. После фильма «Мы из джаза» Карен Шахназаров сказал: «Больше ни одного музыкального фильма». Это действительно сложно, но это шедевры.

Алина ЛЕВШИНА