Минувшим летом в России отметили сорок лет московской Олимпиаде. Человек, ставивший танцевальные номера для самых красочных на любой Олимпиаде церемоний – открытия и закрытия, – скончался минувшей весной, не удостоившись многочисленных некрологов в печати.

Игорь Шаповалов, педагог, народный артист СССР, лауреат премии Ленинского комсомола, в прошлом солист пермского балета, ушел из жизни 6 мая. Танцевальный ансамбль политехнического института «Солнечная радуга» он вывел на мировую сцену – придя благодаря ему на Олимпиаду-80, хореографом которой он стал. Игорь Алексеевич обладал редким даром – рисовать массами, создавая живые танцевальные полотна.

Когда партии мало

Имя Шаповалова связано с золотой эпохой пермского балета, когда за билетами в театр стояли с ночи и до ночи, когда деятели театра воспринимались горожанами и гостями области практически как небожители. Шаповалов приехал в Пермь после окончания училища во Фрунзе, еще некоторое время занимался и в Пермском хореографическом.

Мечтал стать танцовщиком классического танца. Но… он был характерный артист – речь о ролях народно-сценического жанра, в которых исполнитель должен прежде всего ярко передать образ. Это Шаповалову удавалось прекрасно: волны восхищения прокатывались с первых рядов до последних. Что, впрочем, совершенно не означало, что Шаповалову всё давалось легко, с первого жеста. Каждая роль – упорство и работа над собой: «…когда получаю партию в театре, мысленно пребываю в полнейшем хаосе и смятении, потом овладеваю образом чисто танцевально, технически, потом начинаю размышлять».

И всё же Игорю Алексеевичу сцены было мало. Его видение было масштабнее одной балетной роли; его мышление было современнее, чем классический танец.

Солнечные зайчики

До студенческой весны 1969 года оставалась пара месяцев, когда танцевальным коллективом Пермского политехнического института стал руководить Шаповалов. Что можно сделать за такой короткий срок?

Первая же его постановка поразила публику и сразу вывела ППИ на иную высоту. Сиртаки – не просто греческий танец. Кто в то время ставил танцевальное полотно – как назвал постановку Шаповалов? Это было ново, дерзко и… впечатляюще. В аранжировке Игорь Алексеевич соединил музыку М. Теодоракиса с хоровым греческим пением, добавил аудиозаписи реальных уличных боев. Это распространило действо за пределы сцены и создало ощущение реальности событий, вовлечения зрителей в сюжет.

Для Игоря Алексеевича студенты ППИ не были первым опытом. Начинал он когда-то с ребятами из пермской школы № 37, вел хореографическую студию в ДК им. Я. М. Свердлова и, конечно, преподавал характерный танец в Пермском хореографическом училище. Наверное, дети в силу возраста и психологической незрелости не могли дать истинный простор Шаповалову. А взаимодействие с уже почти самостоятельными, но еще по-юношески открытыми студентами стало принципиально иной вехой.

Шаповалов называл «Солнечную радугу» своей лабораторией – местом, где он расширял границы. Дерзкие юные «радужники» были только за современный подход к танцу и возможность развиваться самобытно. Эти «мышки» росли вместе с хореографом, покоряли города и страны, выступали с профессиональными коллективами. Куба, Вьетнам, Румыния, Чехия, Германия – по тем советским меркам простым студентам из провинциальной Перми открылся истинно звездный путь.

Он ставил и правил на публике, не стесняясь, практически без записей. Приходил после отыгранного спектакля в театре, вешал пиджак на стул, отдыхал с полчаса, пока ребята заканчивали класс, и начинал творить. Не злился, не ругался, не орал, когда у ребят из «самоделки» не получалось. Профессионализм не мешал ему, напротив, общаясь с достаточно взрослыми людьми, студентами, он находился с ними в одном потоке. И в то же время оставался где-то в своем мире. Его цепкий взгляд зажигался от ребячьих глаз, и как же здорово, что это общение хранится в документальном фильме «Равновесие» (6+), вышедшем в 1976 году (режиссер М. Першко).

Мне показались очень важны слова Шаповалова в одном из интервью: «Они – воск, удивительно благодатный материал. Мне с ними постоянно хочется разговаривать, что-то обсуждать. В беседах придумываются мотивы, штрихи танца, и получается, что каждый вносит в радугу свой лучик. Они не испорчены зеркалом. В театральном балетном классе зеркала во всю стену, и мы, танцуя, следим за собой, глядя в них. Для ребят зеркало – мои глаза, мое восприятие танца, и, работая с ними, я сделал для себя открытие: как важно для вдохновения видеть не холодное зеркало, а живые глаза педагога». Возможно, именно в тот момент, когда Шаповалов стал «зеркалом» для своих учеников – взрослых людей, способных пожертвовать временем, чтобы трудиться на сцене, – и открылось в нем данное богом – талант рисовать массами.

Величие и грусть Олимпиады-80

Уникальность хореографии Шаповалова заметили. После выступлений «Солнечной радуги» на всесоюзных съездах комсомола и партии, после поездок за рубеж его стали приглашать крупные профессиональные коллективы, ему стали доверять на всесоюзных мероприятиях постановку номеров, объединявших коллективы из разных республик. Танцы-плакаты, танцы-набаты – грандиозные, с патриотической символикой, – они радикально отличались от того, с чем, как правило, выступали танцевальные коллективы. К тому же Игорю Алексеевичу было неважно, пятьдесят исполнителей в его распоряжении или пять тысяч. Три тысячи человек вправо, две тысячи влево – он легко переносил танец с «малого» на громадные арены. В общении же продолжал оставаться мягким, корректным человеком.

Постановка хореографических номеров на московской Олимпиаде-80 была своеобразной проверкой для Шаповалова. Он приехал туда с «Солнечной радугой» в качестве хореографа коллектива, не был назначен на высокую должность. Но при постановке одного из центральных танцевальных номеров на стадионе что-то пошло не так, и назначенного балетмейстера отстранили. И Шаповалов менял и правил «по живому», перестраивая, добавляя, изменяя…

Прошло сорок лет, а кадры со стадиона по сей день впечатляют масштабностью, ярким, полнокровным танцем, в котором тысячи людей движутся гармонично и в то же время многослойно, не повторяя друг друга, а создавая живой многогранный орнамент. Жара в тот год стояла страшная, Москва за месяц раскалилась от предвкушения будущего события и зашкаливающе высоких температур, но все репетиции шли по графику, а исполнители работали на максимуме. И праздник вошел в историю.

А еще во время праздничных олимпийских мероприятий умер Владимир Высоцкий. Власти старались не афишировать этого события, но… На заключительном концерте в «Октябре», посвященном чествованию олимпиоников, выступала Алла Пугачева. Она вышла на сцену и сказала:

– Простите меня. Я приготовила праздничные песни, но буду петь грустные, потому что сегодня умер Высоцкий.

И никто не остановил ее. А потом все поехали на Таганку.

Но всё же колесо Олимпиады было невозможно остановить. Москва бежала, прыгала, метала молот, и не было никого счастливее людей, сидящих на трибунах, следящих за событиями по телевизионным экранам, любующихся величавой мощью Советской страны и завораживающим танцем мира. И этот танец был создан Игорем Шаповаловым.