У кого-то жизнь в 40 лет только начинается, а у Лены Бабаевой в 26 она летит птицей. И что впечатлило меня больше всего в этой истории, почти случайно перелетевшей по вотсап-мосту «Москва — Сиэтл», как сегодня молодые люди могут делать свою жизнь не сильно обращая внимания на бордюры, препоны и всяческие границы. Главное, чтобы была достойная цель.

Справка. Елена Бабаева Кандидат в Мастера Спорта по спортивным бальным танцам, победитель и призер международных открытых турниров, танцор М-класса по европейской программе (WDSF), организатор детский турниров по спортивным бальным танцам.

Александр Кобенко: Лена, вы сейчас далеко от дома, в Сиэтле. Расскажите, какая у вас там жизнь в связи с коронавирусом?

Елена Бабаева: Штат Вашингтон, где я с сейчас нахожусь, был первым штатом, где появился коронавирус, а сейчас мы десятые по количеству. Сначала по всем каналам транслировались советы, как правильно себя везти, но потом всё закрылось, весь бизнес, школы до конца учебного года, остались работать лишь аптеки и супермаркеты. На карантине мы уже три недели, который продлится точно до 4 мая, а скорее всего и дальше.

Люди относятся к этому серьезно, ответственно, соблюдают правила, многие в масках и перчатках. Никто компаниями не собирается, не тусуется.

Поэтому жесткого контроля со стороны властей нет. Нам можно гулять, бегать, ездить на велосипеде, главное соблюдать дистанцию.

А.К.: Ощущается поддержка бизнеса? И как вообще отношение к власти?

Е.Б.: Бизнесу обещана серьезная помощь. А к власти относятся лояльно и даже с благодарностью. Здесь нет такого, что народу говорят, что денег нет, а сами в этот момент плитку перекладывают и фейерверки запускают.

А.К.: Самоизоляция не тяготит?

Е.Б.: Проблем, чем себя занять, нет. Я веду он-лайн занятия, видео-тренинги с детьми в Москве: даю задания, проверяю, указываю на ошибки. Это непросто, но опыт интересный. На автомобилях у нас не запрещено перемещаться, мы с партнером ездим тренироваться в студию. Хозяин разрешил при условии, что в зале только одна пара занимается.

А.К.: На чем ездите? За рулем по автобанам не страшно?

Е.Б.: Здесь машины у меня нет, и это самая большая проблема, которая сейчас у меня есть, потому что с остальными я разобралась. Здесь, в Сиэтле, общественного транспорта практически нет. От того места, где я живу, ближайшая остановка в сорока 40 минутах пешком. Каршеринга здесь нет в принципе, автомобиль есть практически у каждого. Сейчас меня возит либо партнер на Subaru WRX с ручной коробкой, либо семья, в которой я живу, на Corvette.

В Москве у меня Peugeot 208-я, перламутрового цвета, как жемчужинка, отливает немножко розовым цветом. Я её обожаю, это моя родненькая машинка. Мне папа купил её на третьем курсе университета и с того времени я ее и не меняю. Она прямо характеризует меня — и быстрая, и шустрая, и компактная, и, на самом деле, очень вместительная внутри, что немаловажно.

А.К.: Теперь расскажите подробно, почему такая молодая и успешная девушка, как вы, вдруг оказалась в Америке? Ведь домой вы не возвращаетесь не из-за коронавируса.

Е.Б.: Если подробно, то нужно с самого начала, ведь жизнь это не цепь случайностей, это цепь закономерных случайностей.

А.К.: Давайте с самого начала.

Е.Б.: Мои родители не москвичи, но я родилась в Москве, 20 сентября 1993-го года, так сказать, на развалинах СССР. В тот день ярко светило солнце, деревья горели оранжево-красной листвой, но было очень холодно. Это мне папа рассказывал, а забирал он нас с мамой из роддома на желтых «Жигулях» первой модели.

А.К.: Когда возникла тяга к танцам?

Е.Б.: В детстве у меня было серьезное подозрение на астму. Я с трудом могла дышать, не могла от электрички до дома пройти, потому что легкие западали внутрь. Врачи сказали, что для того чтобы легкие развивались, мне нужно заняться либо теннисом, либо танцами, либо плаванием. Плавание — нет, потому что у меня аллергия на хлорку, и болит живот. Теннис — на тот момент с теннисом папа не был связан, а мама хотела что-то женственное, и она выбрала танцы. Через год от двух часовых занятий в неделю я перешла к ежедневным многочасовым тренировкам, и это уберегло меня не только от астмы, но и от других проблем. Я была реально болезненная девочка и именно танцы меня вытащили.

А.К.: Как назывались эти танцы?

Е.Б.: Спортивно-бальные танцы. Хоть это и творческое занятие, где артистизм очень важен, но оно входит в градацию спортивных видов, потому что сопровождаются тяжелыми физическими нагрузками и требуют разносторонней координации.

А.К.: Со скольки лет вы в этом деле?

Е.Б.: С шести лет.

А.К.: И всё время в паре?

Е.Б.: В одиночку не имеет смысла. Я встала в пару с одним мальчиком, мы протанцевали некоторое время, а потом меня заметил другой, который уже танцевал года три, и предложил мне встать с ним. Мы все каникулы пахали, всё лето никуда не ездили, в зале проторчали, и в новом сезоне, в сентябре, вышли танцевать турниры. И простояли с этим партнером 10 лет.

А.К.: Любовь-морковь?

Е.Б.: Нет. В младшем возрасте с этим проблем, слава богу, нет, они потом появляются, после 17-ти, когда у тебя гормоны во всю… Это всегда проблема. Когда ты выбираешь нового партнера (партнершу), ты в любом случае выбираешь человека, который тебе приятен. Ты танцуешь с ним, например, европейскую программу. Это стандарт, когда два тела стоят все время в полном контакте от грудной клетки до колена. Все время. То есть ты танцуешь с человеком и ментально, и с его телом. Все время. Поэтому ты выбираешь того, с кем тебе комфортно и, понятно, что тебе он должен быть симпатичен.

И очень часто начинаются отношения. Но когда есть отношения, танцевать очень тяжело, потому что это спорт, это работа, это карьера. И ты 24 часа с человеком, и это тяжело.

А.К.: Занятия танцами это все время нужно танцевать или еще что-то делать?

Е.Б.: В наше время уровень танцевания очень высокий, нагрузка очень серьезная, поэтому в занятия входят хореография, растяжки, общая и специальная физическая подготовка.

Например, нужны сильные стопы — качаем стопы, мышцы спины, хореографические упражнения для рук, растяжки и т. д. С детства и до сих пор у меня каждую неделю два-три часа отдельно кардио и специальные упражнения на отдельные группы мышц.

Занятия с учениками у нас начинаются с получаса ОФП, а уже потом танцевальная группа. И обязательно два раза в неделю уроки хореографии.

А.К.: А сколько раз в неделю надо заниматься?

Е.Б.: Смотря чего ты хочешь добиться. Если дети серьезно занимаются, то каждый день с понедельника по пятницу. Субботу-воскресенье, если нет турниров, они отдыхают. Если турниры есть — они на турнирах. Иногда, если близится серьезный турнир, они и в выходные занимаются.

Но это градиентно на самом деле. Если ребенку 7-8 лет, то в среднем от трех раз в неделю, в 8-9 лет — три-четыре, а потом пять.

А.К.: В какой момент пришло понимание, что танцы — главное занятие жизни?

Е.Б.: Это интересный вопрос. В основном у подростков спортивные занятия — это привычка, любимое дело, элемент образа жизни. В институте физкультуры есть факультет спортивно-бальных танцев, но я не хотела туда поступать. Какой в этом смысл, если я каждый день занимаюсь танцами и знаю об этом так много. Я хотела какое-то нормальное, весомое образование, поэтому после школы поступила на юридический факультет.

Я тогда танцевала, стояла в паре, а с мамой мы уже открыли первую студию, где я начала работать, но понимания, что танцы — главное, еще не было.

И в один момент я бросаю танцы: мальчик, с которым мы танцевали и встречались, решил закончить с танцами, и я вместе с ним.

А.К.: К этому времени у вас были успехи ?

Е.Б.: Да, были. Я была финалисткой чемпионата России в детском возрасте, в юниорском я была финалисткой чемпионата Москвы. Потом мы начали выезжать на крупные турниры за границу, и я попала в финал самого большого, крупного турнира в мире Blackpool — это в Англии. Это было что-то сказочное. Все танцоры мечтают там оказаться. В возрасте молодежи я попадаю в двадцатку лучших по России. Не могу сказать, что это прямо wow, я не была первая, но хорошие результаты были.

А.К.: Студию папа помог открыть?

Е.Б.: Да, ему предложили взять в аренду стадион «Юность». На тот момент там было заброшенное спортивное здание и открытый стадион рядом. Он там сделал теннисные корты, а в здании был спортивный зал, который он отдал под танцы в управление нам с мамой, и сказал: «Занимайтесь». Так родилась первая студия «Резиденция танца».

А.К.: И вы решили от танцев перейти к преподаванию?

Е.Б.: Да, я начала работать ассистентом, даже не бралась вести группу, и первый год получала зарплату 3-5 тысяч рублей при том, что это была моя студия. Я училась в университете, это был второй-третий курс и день был построен так: где-то с 9 до 16 у меня были лекции и семинары, а после — у меня по той же ветке метро через три остановки была студия — я бежала работать, и где-то до девяти я была в зале. Потихонечку я стала преподавать сама, появились первые пары, я начала выезжать с детьми на турниры, начала судить турниры.

А.К.: С какого возраста сейчас дети начинают танцевать?

Е.Б.: В среднем в шесть-семь лет. Но родители хотят все раньше и раньше и сейчас приводят в три.

А.К.: В три? Но зачем?!

Е.Б.: Да, в три. Как только ребенок начал ходить, бегать и создавать большое количество проблем, его энергию стараются куда-то направить. Понятно, что ты не можешь ребенку в три года спортивно-бальные танцы преподавать, это нереально по координации и усидчивости. Поэтому у нас есть специальные группы координационного развития, что-то между танцеванием и хореографией. И потихонечку, с пяти-шести лет начинаются именно танцы, когда дети уже более усидчивые, но все равно им еще это очень тяжело.

А.К.: И что, заниматься танцами в 7 лет уже поздно начинать?

Е.Б.: В танцах есть огромный плюс — ты можешь прийти заниматься в любом возрасте. Понятно, что трудно будет выстроить суперпрофессиональную карьеру, но ты сможешь не просто танцевать, а и соревноваться. У нас есть градации по уровню, так называемый класс танцевания, который позволяют тебе быть спортсменом практически в любом возрасте. То есть, какой у тебя уровень, с таким уровнем ты и соревнуешься.

И это очень классно. В Европе, в Америке взрослые люди приходят танцевать в 30, 40, 50. И они тоже могут выступать, ездить на шоу и турниры.

А.К.: Тренерская работа полностью поглотила?

Е.Б.: С одной стороны — да. Но два года я сама не танцевала, и танцы мне снились каждый день. Каждый день. Я чувствовала, что мне не хватает своего собственного танцевания. Вроде все хорошо, а чувствую, что я не живу полноценно — в общем, у меня была жуткая депрессия.

А.К.: И?

Е.Б.: И я решила вернуться на паркет. И опять встала в пару!

Спустя какое-то время мы открыли новую студию, и там я уже начала все делать самостоятельно, как старший тренер: набирать группы, собирать команду уже под себя и сейчас у меня пять танцевальных педагогов по бальным танцам, два хореографа, спортивный врач.

Следующие несколько лет я прожила вот в таком режиме: заканчивала четвертый-пятый курс, писала дипломную, работала на двух центрах и одновременно танцевала, а это каждодневные тренировки, участвовала в турнирах, ну и так уж получалось, меняла партнеров.

И в какой-то момент у меня появилась идея: хочу танцевать в другой стране .

Никто не понимал, зачем, если здесь у меня всё было. Объясню. Первое, я человек творческий, и мне не хватало реализации только в турнирах, а шоу-программы в России в бальных танцах не особо развиты. А в европейских странах на танцевальные шоу люди ходят как в кино или в театр и смотрят на тебя как на актера. Второе, я устала от русской политики на турнирах, от русской тусовки, где одни и те же люди, тренеры, ситуации и результаты. Очень длинная очередь, чтобы пробиться куда-то в России. И особенно — русские педагоги! Хороших очень мало, весь опыт берем за границей, особенно из Англии. Англия — это прародитель бальных танцев. Английские педагоги — легенда, это они все создали. И третья причина — меня тянуло получить зарубежный опыт, окунуться в другую среду, почувствовать другой менталитет.

А.К.: Это как все наши хоккеисты стремятся уехать в НХЛ, в лучшую лигу мира?

Е.Б.: Нет, в том-то и дело, что со спортивной точки зрения одни из самых сильных пар — это русские. Вообще, есть три очага бальных танцев — Италия, Восточная Европа, и Азия, за счет того, что китайцы очень дисциплинированные. В Америке 80% танцоров из Восточной Европы. Ты открываешь дверь в танцевальный зал и слышишь русскую речь. Я это недавно осознала.

А тогда я искала партнера, выставила свои объявления в Интернете — так все делают, у нас есть свои танцевальные Тиндеры — но никого не нашла.

А еще новых партнеров ищут через тренеров. Они мотаются по всему миру, дают уроки, и знают, кто и где тоже в поиске. Я поехала в Италию к своему основному педагогу, он итальянец, на танцевальный лагерь, «dance camp», где у тебя многочасовые тренировки, уроки, группы и так называемые пробы, «try out» с потенциальными партнерами. Таких проб может быть много, пока ты не найдешь того самого, который прям вот твой.

А.К.: Суженый.

Е.Б.: Да, всё как в жизни. У меня там проб не организовалось, а уже в аэропорту на вылете мой знакомый мальчик мне говорит: «Слушай, я знаю одного парня в Германии, он расстался с партнершей, но еще не сделал объявления», — потому что обычно делают объявление, — «Напиши ему прямо сейчас». Я написала, и следующие два года провела, мотаясь из Москвы в Германию. Я продолжала работать в Москве в своем клубе, и летала в Германию, где мы тренировались и, конечно, тоже вместе работали. Это был новый опыт для меня еще и как тренера. В Москве у меня в основном дети, а в Германии это были взрослые люди 30+, в основном даже 50+.

А.К.: Почему же германский этап закончился?

Е.Б.: Вмешались отношения с этим мальчиком, которые были очень сложные и в конце концов разрушили наш дуэт. Мы два года протанцевали и расстались, потому что я не смогла больше.

А.К.: Любовь бывает страшной разрушительной силы.

Е.Б.: На самом деле есть две категории людей в танцах. Я знаю много потрясающих, шикарных танцоров-пар, которые живут вместе, танцуют, женятся и создают семьи. Для этого люди должны уметь меняться ради друг друга, тогда это получается. Если ты человек очень экспрессивный, эмоциональный, и второй такой же, а меняться оба не хотят, то это сложно. Поэтому мирно и долго существуют танцевальные пары, которые хорошие друзья, у каждого своя личная жизнь, а работают они именно как команда.

Но была и другая причина: я поняла, что Германия — не то место, где я хочу находиться, потому что как тренер я не видела там развития и не получала никакого удовольствия от преподавания.

Во-первых, дети серьезно не занимаются, уроки не берут, ходят в группах два раза в неделю, поэтому уровень по сравнению с русским — вообще не уровень, а так, два притопа три прихлопа. Это всё от менталитета, потому что детей не заставляют делать то, чего они не хотят, а любой спорт — это дисциплина и труд, и ты иногда должен делать то, чего не хочешь.

Во-вторых, очень сложно из-за бюрократических процедур что-то построить.

Если ты просто хочешь создать свою частную студию, чтобы дети выступали на турнирах, ты должен создать некий президиум, 6-7 человек, которые ничего о танцах не знают, но будут голосованием решать все твои вопросы.

А еще язык. Я работала на английском, но взрослое поколение в Германии знает даже какие-то слова на русском, но на английском плохо разговаривает. А ты должен общаться на немецком, должен сдавать все экзамены танцора, тренера и преподавать на немецком. Хотя я два года была в постоянном общении, меня хорошо воспринимали, все очень вежливые, и как у русской у меня не было никаких проблем. Но я поняла, что это не моя страна.

А.К.: И решено было Германию покинуть?

Е.Б.: Да. Один из тренеров нашего клуба в Москве, человек очень активный и творческий, перебрался в Нью-Йорк и зажигательно мне рассказывал про свою новую жизнь, в каком он восторге, как ему нравится город и вообще все там. Я решаю сделать визу и съездить на разведку. Через своих знакомых связываюсь с известным тренером Джонатаном Уилкинсом, говорю о том, что я приезжаю, хочу попасть к нему на camp и что ищу партнера. Он легендарный человек: многократный чемпион Америки и Англии, финалист и призер Блэкпула, был первый в Европе и второй в мире. И вот мы встречаемся в Нью-Йорке за чашкой кофе и он предлагает мне варианты. Так я на три недели зависла в Нью-Йорке, танцевала, приходила на уроки, пробовалась с различными партнерами. Хорошо, что в Германии подтянула английский.

А.К.: Нью-Йорка понравился?

Е.Б.: Не понравился вообще. Я была и на Манхеттене, и в Бруклине, и в Нью-Джерси. Я столичный человек, я люблю большой город, движение, да. Но Нью-Йорк какой-то crazy город, это прям Москва в десятикратном размере. Для тренировок, для танцевания мне нужно быть сбалансированной, спокойной, сдержанной, а когда все вокруг так суетятся, меня это раздражает. Ужасное метро, летняя жара, запахи, город грязный. Зато люди потрясающе интересные и открытые. Я за три недели нашла больше друзей, чем за всю свою жизнь в России.

А.К.: Ну, а партнера?

Е.Б.: Но не партера. На самом деле на том же самом campе меня увидел мальчик, который стоял на тот момент с девочкой в паре, но раздумывал о том, чтобы с ней расстаться. Только я уезжаю из Нью-Йорка в Москву, он — в Сиэтл и они расстаются. Джонатан тут же с нами созванивается, говорит «ребята, вам нужно попробовать». Я еще чемодан не разобрала, хватаю его обратно и лечу в Одессу, где проходит camp, на который приезжает и Джонатан, и Руслан, который, как оказалось, родился в Одессе, но восемь лет живет в Сиэтле. Мы пробуемся и решаем встать в пару.

Мы хотим привнести в танец свой стиль, где главное — эмоции, ощущения, мягкость, чувственность, а не физические кондиции

А.К.: И значит, много времени проводить в Америке?

Е.Б.: Это было самым сложным решением. У меня клуб в Москве, мои дети, которые пришли ко мне в пять, шесть, семь лет, прошлой осенью стали финалистами чемпионата России, а в финале стали четвертыми, и это реальное достижение. Это было — «а-а-а!», я рыдала. Я рыдала, потому что это те первые результаты, в которые ты вкладывался несколько лет и этим жил. И дети, и родители на меня обижаются, не понимают, почему меня нет по два месяца. Но я же не могу кататься, как в Германию, две недели там, две недели здесь. Я очень скучаю по своим ученикам, но говорю им: «У меня шило…, я неугомонна. Простите, а если бы я такой не была, вы бы меня и не любили.»

Я Америкой не грезила, я просто нашла партнера, который мне подходит внешне, по мировоззрению, по танцеванию. В танцах очень важно, как в жизни, совпадать в том, чего ты хочешь достичь, какими способами, с каким стилем, техникой. Я нашла педагога, супертренера, который о нас заботится, который нас ведет. Это Джонатан Уилкинс. А страна здесь не при чём.

А.К.: Страна, тем не менее, нравится?

Е.Б.: Сиэтл очень приятный город с красивой природой. Это город программистов, тут находится главный офис Microsoft, Amazon, Boeing.

Здесь мне хорошо тренироваться, потому что есть силы и время. Это тоже очень важно. Потому что когда ты все время пашешь, как в Москве, у тебя очень мало сил и времени остается на тренировки.

Уровень танцевания здесь далек до российского. Но что мне нравится — это люди. Люди открытые, позитивные, очень добрые. Разница в людском менталитете сразу ощущается. У россиянина что в голове, если кто-то что-то хорошее ему сделал: «А почему? А зачем? Наверное, он от меня что-то хочет». Я приехала сюда, и у меня здесь нет никого, кроме партнера. И при этом мне помогают люди, которых я раньше никогда в жизни не знала. Например, я сейчас живу в доме в семье, муж, жена и двое детей, которые перебрались в Сиэтл 10 лет назад. Он днем работает, а вечером они с женой тренируются, занимаются, по четыре часа. В общем, потрясающие люди. Они меня называют adopted daughter, то есть усыновленная дочь. Может это мне везет, не знаю. Но помню историю Этери Тутберидзе, нашего известного тренера по фигурному катанию, которая в свое время в Америку уезжала работать, попала в сложную ситуацию и ее приютила американская семья. В одном интервью она сказала, что в Америке вдруг получаешь помощь от людей, от которых совершенно не ждешь, и все самые преданные друзья у неё теперь в Америке.

А.К.: Какая сейчас основная цель в жизни?

Е.Б.: Основная цель — это танцевальное партнерство, достижение результатов. И у меня и моего партнера были сложности с предыдущими партнерами, что-то не складывалось, а сейчас мы нашли друг друга, у нас одно понимание танца, одна цель. Мы хотим привнести в танец свой стиль, где главное — это ощущения, мягкость, чувственность, а не физические кондиции.

Сейчас мнение в танцах разделилось. У нас даже две мировые танцевальные федерации — WDSF, которая за спорт, и WDC, которая больше за танец. Те, что за спорт — быстрее, выше, сильнее — придумывают новые сложные фигуры, сложные вариации, увеличивают время танцевания, пытаются, как в олимпийских видах спорта, сделать оценку по технике, артистизму, как в фигурном катании по баллам. Но у нас нет трюков, как в фигурном катании, у нас нет «недовернулся, повернулся», «меньше градус, больше градус». Я писала дипломную работу на эту тему, досконально это все изучала и не хочу, чтобы танцы были олимпийским видом спорта. Я за тех, кто считает, что танцы это про чувства, эмоции, ощущения.

А.К.: А турниры приносят денег?

Е.Б.: Один из плюсов американских турниров, что да, там есть призовой фонд. В России, например, призовых фондов не дождешься, хотя в Америке мало танцующих и на турнир собирается пар двадцать, а в России — сто. Мы танцевали турнир в Сан-Франциско, были вторые, нам заплатили четыреста долларов. На крупных турнирах призовые фонды, конечно, намного больше. Но все равно на призовые не проживешь. Заработать танцеванием невозможно, можно тренерством. Поэтому многие пары из Восточной Европы, если они понимают, что у них в своей стране не ладится с работой, ищут возможность переехать в Америку.

А.К.: Какие деньги платят?

Е.Б.: В Москве педагог моего уровня, то есть, я молодая, мне 26 лет, у меня есть достижения, хотя я не чемпионка мира, за урок получает примерно полторы тысячи. В Америке — в три раза больше. Уровень жизни и заработной платы у людей выше и они могут платить за танцы больше. Но самое главное, здесь танцевальный бизнес реально может стать бизнесом. Я сравниваю, сколько моя студия зарабатывает в Москве и сколько студия может зарабатывать, например, в Сиэтле — это совсем разные деньги. И всё от того, что здесь условия направлены на то, чтобы бизнес развивался и процветал.

А.К.: Хотите открыть свою студию?

Е.Б.: Пока что осматриваюсь, привыкаю и мало еще где была. Будущее покажет.

А.К.: А сколько времени вы проводите в Сиэтле?

Е.Б.: Я начала регулярно приезжать с сентября где-то на месяц-полтора. Но мы не все время в Сиэтле, мы ездим на уроки в Нью-Йорк, турниры в Лос-Анджелес, Лас-Вегас, Сан-Франциско. В Англии в январе у нас было три недели уроков с педагогами и турнир.

А.К.: Есть успехи?

Е.Б.: В Англии у нас были очень приличные результаты. Из американских пар мы были вторые. Сейчас должен был пройти чемпионат Америки, мы очень к нему готовились, но его перенесли из-за коронавируса на ноябрь.

А.К.: А есть ли у вас какие-либо другие пристрастия, кроме танцев?

Е.Б.: Да, я с 12 лет пишу стихи. Но это тема другого разговора.

А.К.: Можно хотя бы отрывок?

Ты, упавший с глубин до верха
И взлетевший с высот до дна
Подыши чуть-чуть — станет легче
И спускайся к нам в ад сюда.